Ассия Джебар - Нетерпеливые

Из задумчивости меня вывел голос Салима:

— Вы сами сейчас все разрушили. Все! Я верил в вашу чистоту. Но теперь я вижу: вы как все…

Ощущая пустоту в сердце, я перебила его:

— Вы говорите это серьезно?

— Вполне. Между нами все кончено.

Мы начали спускаться по ступеням. Я чувствовала, как во мне нарастает знакомое волнение. Тот же внутренний жар заставлял меня бунтовать против Леллы, против запертого дома, против всех; он же меня и освободит. И вместе с тем мне было страшно.

Чтобы остаться со всеми вместе, я подчинилась, пошла на самоунижение. Посреди лестницы, на площадке, я заметила дверь в стене здания. Я подтолкнула туда Салима. В коридоре за дверью нас поглотили потемки. Салима я не видела, но с решимостью отчаяния удерживала его перед собой. Я заставляла его слушать меня. Мой собственный голос, каким я умоляла его, доносился до меня словно из другого мира. Меня пожирало пламя. Салим должен понять меня, защитить.

— Салим… возьмите свои слова назад! Одумайтесь!

Он отвечал так глухо, что по телу у меня побежали мурашки:

— Нет, все бесполезно, Далила. Не настаивайте. Все кончено. Надо было послушаться меня. Я никогда не позволю женщине так со мной разговаривать.

— Салим, прошу вас…

Я запиналась, мучаясь тем, что не могу подобрать нужные слова. Я не умела просить. Ведь и в просьбе я упивалась прежде всего собою.

— Салим, в последний раз…

В своем унижении я шла до конца. Сам по себе разрыв для меня тогда мало что значил. Главное — когда я расстанусь с ним, не оказаться одной. Меня подкарауливал дикий, темный зверь; с горящими глазами, в жарком объятии он готовился увести меня за пределы моего «я». Это бегство, этот слепой бросок к горизонту, о котором я всегда грезила… Я унижалась, чтобы избежать этого головокружительного падения.

С закрытыми глазами, готовая на самый невероятный, по моему разумению, поступок, я бросилась к ногам Салима. Мне даже кажется, что перед этим я произнесла: «Броситься к его ногам». Сознание того, что я это делаю, наполняло меня странной гордостью. Да еще этот умоляющий голос, который принадлежал уже не мне. Этот умоляющий голос гордячки, которая боится только самое себя:

— Салим, я прошу вас…

Салим пытался поднять меня весьма деликатно, но звучавшая в голосе усталость не оставляла сомнений в окончательности приговора:

— Вставайте, вы пожалеете об этом. Вставайте и уходите! Все кончено, уверяю вас, Далила, уходите.

Сверкая глазами, я вскочила, освобожденная. Наконец одна.

— Я ухожу!.. Ухожу! — вскричала я с вызовом.

И вышла. Никогда не думала, что солнечный свет может быть таким белым, таким чистым. Вдогонку летел испуганный голос Салима:

— Далила! Куда вы, Далила?

Я уже не слушала его. На мгновение все вокруг застыло: улица, бульвар у подножия каменных ступеней, позади пустырь, за ним море, море и солнце. Стиснув зубы, я повторила, как победный клич: «Ухожу!..» Потом бросилась вниз по ступеням. Окунуть в море свое пылающее счастье, поверить ему свою хмельную кручину. Я бежала, распахнув руки, как это делают дети и безумцы, единственные на земле существа, мечтающие отправиться однажды на край света.

Посреди бульвара воздух разорвало визгом тормозов. На меня надвигалась оскаленная пасть автомобиля. Перед тем как лишиться чувств, я услышала вдалеке восклицания прохожих; их крики походили на взрывы смеха.

* * *

То был мой первый день в больнице. Утреннее происшествие казалось мне одновременно и близким — таким близким, что мне достаточно было повернуть голову, чтобы в очередной раз увидеть, как меня настигает автомобиль, — и далеким. Кто-то умер, говорила я себе, кто-то, у кого было мое лицо. Но эта маска с жесткими чертами, с безумным взглядом, которая, по моему представлению, была на мне, когда я бежала к морю, теперь, казалось, блуждала но комнате, как неприкаянный призрак.

Чтобы отделаться от нее, я решила подумать о Салиме. Но его больше не существовало. Подобно статисту в драме, он исчез сразу после того, как опустился занавес. И тем не менее разве в моих ушах не звучал его испуганный голос, пытавшийся меня удержать? Нет, то был голос другого. Он уже не принадлежал тому, с кем я встречалась: загадочному мужчине из порта, враждебной и ласковой тени, к которой я ринулась перед тем, как выйти одной на солнце.

К мужчине, оставшемуся там, я буду совершенно безразлична. К тому же он сам сказал: «Между нами все кончено…»

С этим я была полностью согласна. Это верно, первый хмель улетучился. Подобно морю, которое в час прилива проникает далеко в глубь суши, но потом постепенно отступает, опасаясь забраться туда, где оно рискует заблудиться, я тоже возвращалась в себя, с бесконечной усталостью в сердце.

— Ты проснулась?

Я повернула голову к входившей в комнату Лелле и улыбнулась ей:

— Входи.

Я подвинулась, чтобы она могла присесть на кровать рядом со мною. Она разглядывала меня ласково, с материнской заботливостью.

— Тебе уже получше?

— Да. Так, усталость небольшая.

— Тебе повезло: отделалась царапинами.

Царапинами! Я наблюдала за ней сквозь ресницы. Ее-то мне не придется открывать для себя заново, подумалось мне.

Просто возвращается она прежняя. Она погладила меня по лбу.

— У тебя температура?

— Нет…

Я взяла ее за руку. Хорошо, что она рядом. Я чувствовала себя под защитой, вдали от тех плохих дней. Во мне заговорила совесть. Почему бы не положить на ее колени голову и не рассказать ей все, как дитя матери?

— Фарид придет через час, — сказала она. — Я не хотела, чтобы ему говорили что-нибудь до того, как я сама здесь побываю. Зато теперь дома все спокойно…

Я слушала ее. Сейчас я признаюсь…

— Что вам сказали о происшествии? — начала я.

Нам сообщили, что тебя сбил автомобиль, что какой — то прохожий взял на себя труд отвезти тебя в больницу…

— А почему же ты не спросишь, где была Мина, — ведь уходили-то мы вместе?.. Потому что тебе известно, — продолжала я, видя, что она не отвечает, — тебе прекрасно известно, что я была не с ней… О Лелла, мне надо столько тебе рассказать!..

— Да? — насторожилась она.

Я уже заранее радовалась, предвкушая, какое это счастье-иметь молодую, ласковую, красивую мать…

Но тут открылась дверь. Появилась медсестра и монотонным голосом объявила:

— К вам посетитель, мсье Салим аль-Хадж. Пришел справиться о вашем здоровье.

— Скажите ему, что я сплю.

Он сказал, что будет ждать. Ему необходимо с вами увидеться.

Медсестра не успела выйти, как Лелла вскочила на ноги.

— Что она сказала? — выговорила она, заикаясь.

Продолжая пребывать в радужном настроении, довольная тем, что это вмешательство облегчит мое признание, я ответила: