Александр Дьяченко - Плачущий ангел

Однажды со мной произошло событие, на которое у меня и сегодня нет однозначного ответа. Как-то, перед ночной сменой, просматривал слово об Иисусовой молитве преподобного Паисия Величковского. Он писал о степени постижения молитвы, которая входит человеку в сердце и становится фоном его сердечного биения и дыхания. Я, уже будучи, «опытным» делателем усомнился: «как такое может быть? Что-то не то пишет святой человек». Потом отложил книжку и задремал на часок перед работой. И вот, поверите, просыпаюсь, а у меня идёт процесс молитвы в сердце и параллельно с дыханием. Это было потрясающе. Сейчас я уже не смогу описать подробно то состояние, давно дело было. Сначала обрадовался. Ещё бы. До такой степени в молитве, даже из монахов доходят единицы, а у меня процесс шёл сам собой без всякого усилия. Мне было очень легко и радостно творить молитву. В те дни я повторял не более ста молитв, с максимальным, как мог, вниманием, но через краткое время в сердце пришла боль. Как только начинаю молиться, болит сердце. Мне стало страшно, будь бы у меня опытный духовник, он бы наверно наставил меня на правильный путь, но духовника не было.

Боль в сердце всё нарастала, и мне пришлось полностью отказаться от практики краткой молитвы. Я не понимал, что процесс усвоения Иисусовой должен идти параллельно с очищением сердца и души, а так, в нечистоте, молитва разрывала мне сердце. И я стал молить Бога о том, что бы Он отнял у меня дар, который я получил наверно в посрамление своих сомнений. И Бог меня услышал, правда, еще с полгода я мог по своему желанию возобновить этот процесс, и боль было уже не та. Сейчас я уж забыл то состояние, и боли нет, а вспоминаю с сожалением, как о чём-то таком высоком, и упущенном навсегда. Сегодня без духовника даже не пытаюсь повторить тот опыт, боюсь, да уже и не дерзаю.

В скорости разрешилась и проблема с чётками. Приехали мы семьёй к моим родителям в Белоруссию, и, гуляя по родному городу, зашли в древний иезуитский фарный костёл. Красивейшее здание, строилось, чуть ли не два века, один алтарь чего стоит, его часами можно рассматривать, и оторваться невозможно. Мы любим посидеть в костёле на старинных скамьях, помолчать, мыслями переносясь в средневековую Европу.

Сидим мы с женой, и вдруг, я замечаю на гвоздике, недалеко от нашей лавки висят католические чётки, «ружанец», или «розарий» из пятидесяти трёх камней-бусин. Я таких чёток больше никогда и нигде не видел. Бусины чёток из граненых топазов и чёрного агата, все металлические детали из старинного золота 99-й пробы, а само распятие, прикреплённое к большому золотому кресту, из белого металла, видимо платина.

«Смотри, - показываю супруге на чётки, - мои висят». «С чего ты взял, что это твои»? -резонно поинтересовалась она. «Ну, ты же знаешь, что я ищу чётки, вот Бог мне их и послал». Моя жена из «бывших», знает цену драгоценностям. «Если бы это было от Бога, то чётки были бы скромнее, а здесь на гвоздике «Жигули» висят, если не больше, 18 век.

А потом, подумай, ведь кто-то их обронил, а кто-то поднял и на гвоздик повесил. И это, заметь, наверняка сделал католик. Ты всё повторяешь, что мы православные, более духовны, и вот тебе картинка: православный «подвижник» зашёл в храм к католикам и стащил у них драгоценные чётки. Как-то некрасиво всё это выглядит». Замечание супруги меня отрезвило. И действительно, в подтверждение её слов в тот же день Господь осчастливил меня целой парой весёленьких чёток из зелёных и голубых пластмассовых бусинок.

Вернувшись домой, я всё-таки съездил в монастырь на разведку. Поговорить с отцами, посоветоваться о духовном делании. В монастыре я быстро сошёлся с одним иеромонахом из вдовых священников, моим ровесником. Он взял меня с собой послужить в один из приписных приходов, относящихся к их монастырю. Я собирался причащаться и ждал своей очереди на исповедь, мне не было резона спешить, потому к аналою подошел последним уже часам к одиннадцати вечера. Каюсь батюшке, мол, в том и том грешен, и вот, кроме всего прочего, люблю своими зелёными чётками невзначай похвалиться. И о своих тысячах Иисусовой молитвы рассказал, и о мечте монашеской жизни.

Священник меня внимательно выслушал, а потом спрашивает: «А тебе кто, вообще, благословил чётки? И Иисусову творить тысячами кто разрешил»? Здесь-то я и услышал, что, оказывается, в Церкви бывает такое слово «благословил», или «разрешил».

«Слушай, - продолжает, монах,- вы как с матушкой живёте? Ругаетесь»?

«Нет», - отвечаю.

«Может, она тебе изменяет»?

«Нет».

«А дети есть»?

«Дочь».

«Так я понимаю, что вы, между собой хорошо живёте»?

«Душа в душу».

«Так чего ты тут у нас в монастыре забыл? – потом, помолчав, продолжил, - У тебя в армии какое было звание»?

«Капитан».

«А у меня сейчас в соответствии с Петровской табелью о рангах – подполковник. Так что, господин капитан, слушай мою команду. Завтра причащаешься и домой к жене и дочери, шагом марш. И выброси всякую дурь из головы. Понял»?

«Так точно».

Утром я возвращался домой, духовно повзрослевший и отрезвевший.

Вот так Церковь и не получила в моём лице «подвижника исихаста». А как всё хорошо начиналось: одна тысяча Иисусовых в день, две тысячи Иисусовых…

Посвящение

Не удалось мне посмотреть интронизацию Святейшего (патриарха Кирилла), поскольку она проходила, утром в воскресный день. В это время у нас, как и во всех храмах нашей Церкви, шло служение Божественной Литургии. Только вечером по информационной программе увидел маленький кусочек. Смотришь со стороны, – вроде простое дело, – ну подумаешь, подошли к патриаршему месту, трижды подняли и посадили на престол человека, и объявили новым предстоятелем Церкви. Но ведь до этих действий человека именовали Избранным и Нареченным, а только уже после них – патриархом. Значит за этим нехитрым обрядом стоит что-то большее, что-то с ним сопрягаемое, и то, что мы не можем увидеть?

Кто-то может подумать, вот так просто вручается в руки человека огромная духовная власть. Но, оглядываясь на нашу историю, понимаешь, что Русские патриархи не только принимают власть, но и одновременно восходят на Крест. Таково их Служение. И не человек его выбирает, а его самого выбирает Небо.

Смею вас уверить, что каждый священник, наблюдая за чином поставления в ту или иную степень священства, вспоминает конечно же и собственное рукоположение. Не помню, чтобы кто-то из священства писал об этом, а жаль. Рискну немножко приоткрыть завесу таинственности.

Начну с того, что я не собирался быть священником, и, честно говоря, не хотел. Принял сан по послушанию. Куда больше меня привлекала научная деятельность (в русле богословия), ведь я заканчивал Московский Свято-Тихоновский богословский институт. Учился хорошо, моя светская работа меня вполне устраивала и не мешала мне заниматься любимым делом.