Араминта Холл - Всё и ничто / А. Холл ; [пер. с англ. Т. П. Матц]

— Ты прости меня за прошлый раз, — сказала она, как только он сел. К ней вернулась часть ее юношеской уверенности, которая ему раньше так нравилась, и он занервничал. Или скорее почувствовал себя старым — глупым пожилым мужиком, у которого голова пошла кругом от воспоминаний. Скоро придется в третий раз менять паспорт, но пока что срок предыдущего еще не истек.

— Да не за что извиняться.

— Ну да, я же была настоящий комок нервов.

— Я тоже был не лучше.

— Я бы покурила. Не хочешь выйти на улицу?

— Нет, спасибо.

— Бросил? — Вопрос был провокационным.

— Вроде того. Ну, ты знаешь…

На этот раз он не позволит втянуть себя в критику Рут. Он все еще беспокоился, что именно с этого началось его предательство жены, причем был уверен, что, знай она об этом, она бы никогда его не простила. Но Сара умела заставить его выплескивать перед ней все его недовольство Рут, подобно волне, набегающей на песок. Саре достаточно было задать вроде бы совсем невинный вопрос, и он мог часами разглагольствовать о недостатке понимания со стороны жены, о том, как она на него давит, как позволила себе забеременеть, как с некоторых пор разучилась понимать юмор, и о полном отсутствии сексуальной жизни.

— Все равно, на этот раз я собираюсь все сказать, — заявила Сара. — Если бы мы обсудили это раньше, то, возможно, сейчас могли бы приятно посидеть, вспомнить былые времена.

— Идет. — Кристиан осушил свой бокал.

— Я считаю, что ты дерьмо. Ты мерзко со мной поступил. И с Рут, кстати сказать.

— Тут ты права. — Кристиан почувствовал облегчение, он сам судил себя значительно строже.

— Я обо всем этом много думала, и больше всего меня злит, что я тебя оберегала, хотя тебе надо было пройти через это вместе со мной.

— Оберегала?

— У меня не было выкидыша, Кристиан, я сделала аборт.

Кристиан был поражен не столько этой новостью, сколько своей наивностью — он должен был обо всем догадаться самостоятельно. Сара сделала ему одолжение, но, черт, что-то примитивное в нем протестовало против ее поступка.

— Ты собираешься что-нибудь сказать?

— Прости, я не догадывался. Даже не думал, что могу быть таким дураком. Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через все это одной.

— Ничего. Мне потом пришлось трудно. Вот почему я уехала в Австралию и, само собой, сразу связалась с первым же неподходящим мужчиной, которого встретила. И потребовались годы, чтобы отделаться от этих отношений, потому что с уверенностью в себе у меня дела обстояли неважно. В конце концов родители вынуждены были приехать, привезти меня домой и заставить год лечиться.

— Черт, мне казалось, ты сказала, что только что вернулась.

— Ты не единственный, кто врет, Кристиан.

— Тебе заказать еще выпить? Мне надо подкрепиться.

У бара Кристиан пытался привести свои мысли в порядок, но ему казалось, что стены наезжают на него. Он чувствовал, будто что-то должен Саре, но разобраться, что именно, не мог. Он знал, что он должен Рут. Более того, знал, чего он от Рут хочет. Он чувствовал ее тело рядом с собой в постели, ощущал запах ее кожи, когда поцеловал в нос в прошлую ночь. Когда он из всего этого вернулся, Сара улыбалась:

— Прости, что я все на тебя так вывалила. Почему-то мне стало важно, чтобы ты знал. Не спрашивай почему. Но я действительно почувствовала себя лучше, когда рассказала.

— Послушай, мне очень жаль. Я такой эгоист. Я в то время думал только о себе. Если тебе станет легче, могу признаться, что и для меня это не было наслаждением.

— Но с Рут все получилось?

— Да. Она была очень милостива. — Странно, но это прозвучало как осуждение.

— И ты счастлив?

— Счастлив, как любой другой.

Она посмотрела на него поверх бокала:

— Это всегда было твоей проблемой, Кристиан. Ты никогда не ждешь, что будешь счастлив. Тебе вполне достаточно удовлетворенности. — Кристиан обратил внимание, что мнение Тоби о нем было диаметрально противоположным. Интересно, кто из них прав?

— А ты счастлива? — Он понимал, что это неправильная реакция, что он должен защищать Рут, потому что в самом деле они говорили именно о ней. Но не мог.

— Стараюсь. — Она скрестила ноги, и подол юбки приподнялся. Кристиану пришлось наклониться вперед, чтобы скрыть свое желание. Он не хотел, чтобы это случилось снова, но он чувствовал себя пьяным, почти под кайфом.

— Мне надо уходить, Сара, — сказал он, как последний дурак выдавая себя.

— Но ведь только половина десятого. Ты даже вино не допил.

— Знаю, но я больше не могу. Я рад, что пришел, что ты мне все рассказала, но сейчас мне пора домой.

Она улыбнулась:

— Я пройдусь с тобой до метро.

Когда они вышли, воздух был еще теплым и на улицах было полным-полно молодых и красивых людей. Кристиан чувствовал себя оторванным от них, но он понимал, что Сара предлагала ему пропуск в их мир. В не слишком отдаленном будущем это будет мир Бетти, но последний шанс у него все же был.

На полпути к метро Сара повернула в сторону:

— Лучше поеду на автобусе. Вон остановка, отсюда я быстрее доберусь.

— Где ты теперь живешь? — Ему хотелось узнать о ней побольше.

— С родителями, в Ислингтоне. Мой папа убил бы тебя, если бы узнал, что я с тобой встречалась. — Она засмеялась, а он вспомнил, сколько лет их разделяют.

— Был очень рад снова тебя увидеть. Ты прекрасно выглядишь.

— Ты тоже.

Она прислонилась к Кристиану и легонько коснулась губами его губ. Они простояли так на секунду дольше, чем было необходимо, и он почувствовал, как ее рука обнимает его за талию, а грудь прижимается к его груди. Он ощущал желание даже горлом.

Она отстранилась:

— Тогда пока.

Когда он пришел домой, Рут спала на диване перед телевизором, по которому показывали ночные новости. Рядом на три четверти пустая бутылка вина и никакой еды. От дверей, где он стоял, она выглядела очень хорошенькой, и, хотя Кристиан знал, что он жалкий человек, ему захотелось унести ее в постель. Она проснулась, когда он выключил телевизор:

— Ты пьян.

— Это утверждение или вопрос? — Он подозревал, что Рут считает, будто каким-то неопределенным образом он принадлежит ей, и это дает ей право учить его жить.

— По запаху чувствую. Я думала, у тебя деловой ужин.

— Они хуже всего, Рут.

— А тебе не приходило в голову отказаться?

— Вообще-то нет. Ты тоже выпила, почему бы тебе не лечь спать?

— Не учи меня.

— Я и не учу. Я только хочу сказать…

— Что я уже не так привлекательна, как все эти двадцатичетырехлетние бездетные девицы в твоем офисе.

Они попали, как Алиса, в пространство между реальностью и абсурдом.

— Я не знаю, зачем ты все это говоришь, Рут, но это неприятно.

— Ну да, а я должна быть для тебя приятной, для того и живу. И вообще, почему бы мне не бросить работу и не превратиться в эдакую домашнюю богиню в передничке и с печеньем в духовке? Дети спокойно спят, а ты можешь отправляться на встречу, изображать из себя шишку и беспокоиться только о том, какую секретаршу трахнуть следующей.