Кит Рид - Я стройнее тебя!

— Что там?

Все так же, с набитым ртом, она указывает рукой:

— Птица-кардинал!

— Нет там ничего.

В отличие от собак, которые сморят на ваш палец, а не туда, куда вы указали, упорная Дарва не сводит глаз с пациентки. Ходит эта жалкая Преданная Сестра неровной походкой, на больших ступнях со скрюченными пальцами и говорит тихо и монотонно. Печально произносит:

— Нет там никаких птиц. Окно заколочено.

С набитым ртом Энни говорит:

— Значит, змея. Я видела змею.

— Нет, ничего ты не видела. Ешь, — возражает Дарва и совершает серьезное нарушение правил: — У нас бывают большие неприятности, когда наши пациенты не едят.

«Пациенты, — думает Энни, — почему она называет меня этим безобразным словом, когда я вовсе не больна? Разве она не видит, что со мной все в порядке?» — Она качает головой.

— Ты должна.

Энни хрипло отвечает:

— Ничего я не должна.

— Должна. — Времени осталось мало. Если еще один день не даст результатов, их обеих вышвырнут на Вторую Фазу. Поэтому Преданная Сестра Дарва и сообщает вверенной ей пациентке всю правду. — Лучше проглоти это сейчас, а то мы с тобой обе дорого за это заплатим.

— М-м?

— Правда. — Дарва плачет. — Мы обе здесь проходим испытательный срок.

— М-м? — Глаза Энни тоже наполняются слезами; хотя девочка не жует и не глотает, она все же чувствует, как измельченные золотистые макароны, густо посыпанные сыром, сами скатываются ей в горло.

— Мы здесь на испытательном сроке, и я не шучу, — повторяет Дарва. Ей так же тревожно и плохо, как бедняжке Энни. — Если ты совсем не прибавишь в весе к пятнице, меня отстранят, а с тобой знаешь, что сделают?

Энни, прищурившись, с тревогой смотрит на нее.

— Сначала тебя отправят вниз.

Брови ее взлетают. Вниз!

— Да-да. — Теперь Дарва спешит воспользоваться благоприятным моментом, и вот она наносит решающий удар. — Потом тебе введут желудочную трубку.

Энни сама не заметила, как это произошло. Она проглотила еду. Это производит невероятный эффект. Тепло врывается в ее желудок и распространяется по всем венам.

— Бог мой!

— Не совсем бог, — откровенно объясняет Дарва.

Она говорит, чтобы заполнить напряженные мгновения, которые следуют после того, как пациентка, получив огромную дозу концентрированных углеводов и жиров, начинает трепетать в неконтролируемом трансе. Она говорит, чтобы скрыть обоюдное смущение, когда, в точном соответствии с текстом руководства, бедняжка Энни смотрит на стоящую на электроплитке миску, от которой поднимается пар, и ее прельщает мысль: а не попросить ли еще ложечку? Этот момент проходит. Она ждет, когда Энни спросит о том, что с ней происходит.

Энни не в силах говорить. Нахлынувшее ощущение что-то в ней перевернуло, так что она погрузилась в себя и размышляет.

— Наше дело не имеет отношения ни к какому богу, — заявляет Дарва. Улучив минуту, она снова наполняет ложку и пытается продолжить кормить пациентку. — Но оно связано с нашей религией.

— Это ужасное место имеет отношение к религии?

— Да, это последняя религия, — Дарва пытается сунуть девочке в рот еще одну ложечку. — Ты думаешь, что я тебя мучаю, но это не так. Я спасаю тебя.

Энни сжимает губы, и ее рот превращается в неумолимую прямую линию.

— Ну пожалуйста, еще ложечку?

Скорчив страшную гримасу, Энни качает головой.

Дарва опускает ложку. Может, на сегодня хватит одной ложки? Сегодня вечером убедим ее, как все это важно, и завтра станет легче ее кормить.

— Возвращение на путь истинный просто прекрасно, — убежденно говорит она. — И ты тоже будешь прекрасна.

— Нет, не буду.

— Да брось ты. Уступи. Сдайся перед лицом силы, и будешь рада.

— Как вы можете обратить меня в свою веру, если это не религия?

— Нет, религия, — говорит Дарва. — Просто в ней нет бога.

— Но это же безумие.

— Нет. — Послушница изо всех сил морщит открытый лоб, пытаясь сообразить, как же это объяснить. — Ведь невозможно доказать существование Бога, по крайней мере, никто не может быть в этом полностью уверен, понимаешь?

Энни качает головой.

— То есть, я хочу сказать, видел ли кто-нибудь Бога? Я имею в виду, видел ли его в последнее время кто-нибудь из наших знакомых?

— Не слышала о таком.

— Вот именно. О Боге мы знать не можем, но есть некоторые вещи, которые нам известны, и вот ими мы здесь и занимаемся. — Дарва делает размашистый жест. — Вот это — одна из них.

— Эта тюрьма?

— Твое тело. Оно есть храм.

Энни рассматривает мелкий ажурный узор из вен, пульсирующих под бледной кожей на щеках Дарвы, и рисунок, образованный расширенными порами вокруг ее носа. Энни поднимает голову. Да.

Дарва улавливает первый намек на согласие.

— Так вот, Бога мы найти не можем, но твое тело — храм…

— И что?

— Ergo voila, что и требовалось доказать, — торжествует сестра. — Все это. Вот это место. Мы с тобой здесь сидим, это и есть новая религия.

— Сидеть и толстеть?

— Стать прекрасной.

Невероятно. Энни Аберкромби, сидя напротив приставленной ее откармливать сестры, кивает.

— То есть это путь.

— Вот именно. Это стезя. — Впервые за сегодняшний день Дарва успокаивается. Пациентка почти на ее стороне. — Понимаешь, если помнить о нашем месте в мире и о расположении нашего мира во вселенной, то полагаться на Бога крайне ненадежно. Так почему бы нам не заняться тем, что мы видим и о чем мы уже знаем? Почему бы нам не посвятить себя тому, чем мы можем управлять?

Ошеломленная созвучием сказанного со своими собственными мыслями, Энни шепчет:

— Нашим телам.

— Да, в большой степени.

Энни улыбается. Да — именно управлять! Она говорит:

— Теперь ты понимаешь меня, — и отталкивает ложку.

Но вместо того чтобы кивнуть в знак согласия, Дарва качает головой.

— Не телам, — медленно произносит она.

— М-м… душам?

— Облику наших тел, — ликующе договаривает Дарва, и когда у Энни от удивления открывается рот, она отправляет туда полную ложку. Теперь она уверенно придвигается поближе, чтобы погладить по горлу эту упрямую тощую девочку, поскольку теперь, когда, благодаря ее усилиям, пациентка сделала такой важный шаг на пути к спасению, она не сомневается, что заставит ее проглотить пищу.

Вдыхая ароматы, Энни дрожит от возбуждения и омерзения, а потом, не в силах удержаться, разом проглатывает все макароны, позволяет им попасть в свое тело. Преданная Дарва ставит на поднос крышку, с торжествующей улыбкой вытирает руки о свое бурое одеяние и выходит из палаты.

«О боже, о боже! Что же мне делать?»

Оставшись одна, страдая от боли и неловкости, Энни пытается выбраться из кресла-каталки, но Дарва от восторга забыла отстегнуть ремни. Ей не встать, а это значит, что она не может пойти в туалет и вызвать рвоту или начать бегать на месте, чтобы сжечь калории. Так что сейчас она попалась: опьяневшая от непривычной пищи, она здесь совершенно беспомощна. Что с ней пытаются сделать Преданные Сестры? Прикончить ее, что ли? Вот именно, прикончить.