Александр Беатов - Время дня: ночь

Вишневский находился в очереди уже более часа и серьёзно начинал опасаться, что не успеет пройти до обеда, который начинался в магазине в час дня, когда к нему подошёл незнакомый мужчина и тихо поздоровался, так, будто бы, знал Алексея.

— Здорово! — сказал незнакомец, и, переминаясь с ноги на ногу, посмотрел вперёд очереди.

— Здорово, — ответил Вишневский.

— Давно стоишь?

— Больше часа. А тебе-то что?

— Так… А я, вот, мимо проходил… — неспешно говорил незнакомец, не глядя на Вишневского.

— Ну и что? — не утерпел Алексей долгой паузы.

— Да так, — продолжал мужик, привстав на цыпочки и глядя поверх голов впереди стоявших людей, — Вижу, ты стоишь…

— Ну и что, что стою? Тут все стоят. Почему я?

— Вижу, вот, стоишь… Как все тоже… Так я, вот, думаю: дай, думаю, тоже…

— Что, "дай"-то?

— Дай, вот, думаю, тоже… дай, думаю, как все… — Мужик взглянул на свои ботинки.

— Что "тоже"-то? Что "дай"?

— Да, за компанию, тоже, вот, дай-возьми…

— Чего взять-то?

— Да "ма-аленькую"! Что ж ещё? — незнакомец наконец посмотрел Вишневскому в глаза, как-то снизу вверх.

— Ишь, ты! "Маленькую"! В очереди нужно стоять… Ладно… Давай деньги…

И все сомнения Вишневского, которыми мучился он всё время, пока находился в очереди, мгновенно решились сами собою: он тоже решил купить себе чекушку.

Ровно за одну минуту до начала обеда, Вишневский прошёл в помещение магазина, которое перекрыл за его спиной рабочий, не разрешавший более никому проникать внутрь, не внимавший ни просьбам, ни уговорам, бесчувственный к оскорблению, мату и ругани, оставшихся на улице разочарованных людей, безразличный на злобные пинки и стук в дверь.

Бутылка "ноль-восемь", с неотклеенной этикеткой, "ушла" неопознанной вместе с другими. Это было хорошим знаком, удачей! Вишневский решил не отдавать незнакомцу сдачу — купил три бутылки, распихал покупки по карманам, и, направляемый рабочим магазина, покинул его самым последним через чёрный ход.

Незнакомец его поджидал у самого выхода, где, за горой старых пустых ящиков, они незамедлительно выпили "по маленькой".

— Ну, я — домой! — сказал один из них другому, протягивая руку для пожатия.

— Что ж, прощавай! — ответил другой, сжимая ладонь одного.

"Здорово, я ему зубы заговорил, чтобы он взял мне без очереди!" — подумал другой.

"Небось, не догадался, что я — милиционер", — подумал один.

И оба направились в разные стороны.

Придя домой, Вишневский сразу сел на диван и устремил взор на небольшую картину, с пейзажем, нарисованную когда-то давно, ещё в детстве, его супругой.

Пейзаж был необычен: довольно широкий лесной ручей — почти речка — деревья, низкие, совсем не размытые берега, с подступающей к самому их краю неподвижной водой, отражающей ветви деревьев и облака на небе, которое на картине было скрыто ограничивающей её рамой.

"Ну и что?" — подумал Вишневский, — "Почему эта дура не нашла холст большего размера?"

Рядом, на полке, стояли тома его тёзки — Всеволода, которого он не мог терпеть, но которые преподнесла ему в подарок к сорокалетию его жена.

Поднявшись, он вытащил том за томом все книги своего однофамильца, и, схватывая за переплёт каждую из них по очереди и помогая себе коленом, стал рвать на части, пока не разделался с каждой из книг и не устал.

Чтобы перевести дыхание, Алексей откинулся на спинку дивана, погрузился в мучительную думу, вернувшись невидящим взглядом к картине. Отдыхая, он забылся и очнулся оттого, что прямо на его глазах, картина, будто бы не выдержав тяжести его взгляда, вдруг, сорвалась и упала… Сама…

Алексей вздрогнул. Удивился. Что-то необычное творилось с ним сегодня…

Сначала, водопроводный кран, трубы, газовая плита, телефон, радио, а теперь — ожившая картина!

"Почему она упала?" — рассуждал Вишневский, — "Ведь, сколько лет висела, никто её не трогал, и — не падала… А тут… Ведь никто же не трогал… Почему — сегодня? Прямо — на моих глазах?"

Алексей Николаевич ощущал себя достаточно трезвым. Двести пятьдесят грамм водки создавали лишь привычное настроение. Вишневский встал, поднял картину и начал исследовать причину её падения. Оказалась оборванной леска, на которой картина висела уже немало лет.

Он бросился к окну. Там было темно, и окна близко стоящего противоположного дома светились унылым светом. Неба не было видно.

"Чай прогноз сбылся", — подумал он вслух. И ему сделалось ещё более невыносимо. Он был один. Один на всём белом свете. И ему было страшно, как ребёнку. Страшно до жути. Вишневский бросился к наружной двери, заперся на все замки.

"Зачем?" — мелькнула будто бы не его мысль.

"На всякий случай", — ответила ей другая чужая мысль…

Алексей Николаевич Вишневский приехал из Тамбова, когда ещё иногороднему можно было без обмана получить московскую прописку, устроившись "по лимиту" милиционером, строителем или дворником. Получив временную прописку и жилье, и начав работать, он вскоре женился, прописался постоянно и даже в отдельной однокомнатной квартире. Жена была старше на пять лет, жила в Мытищах, в двухкомнатной "хрущобе", с престарелыми родителями, несмотря на то что в паспорте у неё значилась другая прописка — московская, сохранившаяся от прежнего брака. Ею он и воспользовался, чтобы прочно закрепиться в Москве. Впрочем, он не искал одной корысти в своей женитьбе. Всё свершилось как-то само собой, скоропалительно, будто оба боялись опоздать на отъезжающий поезд и, разместившись в однокомнатном купе только тогда начали разглядывать и узнавать своего спутника. После женитьбы он попытался найти в себе любовь, всячески идеализируя свою супругу, но очень скоро в ней разочаровался и запил.

Между ними образовалась стена отчуждения. Впрочем, постепенно их отношения урегулировались, и каждый был занят собою в той степени, при которой оставался терпимым их брачный симбиоз. О детях они и не помышляли. Тем не менее, супруга требовала от мужа два раза в месяц денег на ведение хозяйства. Он не противился, отдавал две трети, оставляя себе остальное на пропой. Постепенно процентное соотношение денег, отдаваемых жене и оставляемых для себя, изменилось на противоположное. И уже не было вечера, чтобы Вишневский бывал трезвым. После нескольких раз, когда он пропил все заработанные деньги, супруга решилась на разрыв, к которому внутренне была давно подготовлена.

Алексей продолжал ходить на работу, которая помогала ему не думать о своей беде. После работы всегда приносил домой бутылку. Пил один, спал, шёл с больною головой на службу. Далее круг замыкался, и выхода из него не было…

Не раздеваясь Вишневский уснул на не разобранном диване. Ему приснилось, что позвонили в дверь, и он пошёл открывать. На пороге стояла жена и улыбалась. Затем улыбка сошла с её лица, и она закричала: