Александр Беатов - Время дня: ночь

Опасаясь, всё же, что Игорь может догадаться о трюке и последовать за ним, Саша поскорее открыл металлическую дверцу узкого "шкапа", с цифрами "99", где он и его товарищ держали сменную одежду, и… залез в него, сев на специально приспособленное сидение, в виде диеза. Теперь, оставшись, наконец, совершенно один, он мог немного подремать.

Троллейбус довёз дворника до самого Завода. Кто-то вывел красным кирпичом на стене здания, где был его участок, надпись: "Хочешь жить — умей вертеться!" Завхоз приказал, во что бы то ни стало надпись стереть, и Володя занялся этой работой, не став даже мести двор. Он с усердием тёр букву за буквой мокрой щёткой, поневоле прочитывая всю надпись снова и снова, находя в ней меткую издёвку. Он с тщанием тёр пористую поверхность камня, но буквы проступали сразу, лишь только высыхала вода. И казалось, стереть их — невозможно. Время от времени дворник ходил в туалет, мыл там щётку и набирал в ведро новой воды. Он был в досаде, что не стиралась надпись, что единственный, из шести, работавший кран не давал горячей воды, что, в довершение ко всему, раковина засорилась, наполнилась до краёв холодной водой… Как нарочно, на улице светило яркое солнце, и каждый раз, как он возвращался в туалет, его глаза подолгу не могли привыкнуть к тусклому свету. С досады он плюнул прямо в раковину и пошёл курить.

Дядя Коля не раз, выйдя из цеха, наблюдал за дворником. Ему казалось, что тот работает дворником неспроста. Он подозревал в этом какую-то тайну, и наблюдать за ним с недавнего времени стало для него основным занятием, исключая, разумеется, необходимость выпить или сделать что-либо по работе.

Получив после обеда в литейном цехе "компенсацию" и спрятав её в рукаве телогрейки, дядя Коля остановился у двери, облокотившись об одну, закрытую наглухо, створку. Через другую створку непрерывно двигались люди, и когда поток их прерывался, дверь хлопала, и Николай вздрагивал вместе с нею.

Послеобеденное время тянулось в каком-то блаженном движении, и ему не хотелось нарушать его течение каким-либо избыточным действием, менять позу и место. Потому он терпел временные неудобства ради сохранения внутреннего равновесия, приобретённого вместе со спиртом радиомонтажников.

Дворник же в этот момент разговаривал с Надей-учётчицей, стоя под лестницей, у стены, с надписью "НЕ КУРИТЬ!" Из их разговора дядя Коля не понимал ничего, но, тем не менее, подслушивал.

Дворник говорил Наде о том, что он что-то пишет, и жаловался, что никто не будет читать то, что он напишет, потому что то, что он пишет никогда не пройдёт цензуру в официальной печати. Надя советовала ему вступить в какое-то литобъединение, при Заводе; говорила, что это литобъединение выпускает стенгазету и, что для начала, по крайней мере, можно было бы печататься там, а затем, кто знает, может быть, удалось бы куда-нибудь проскочить…

— Надя! Что вы говорите! Кто будет меня читать? Неужели он? — дворник показал в сторону дяди Коли, и учётчица бегло на него взглянула.

Николай отошёл от двери, не поверив своим ушам, и подумал: "Неужели, говорят про меня?"

Но дворник и учётчица неожиданно прекратили разговор. Николай, не мигая, стоял в ожидании дальнейших знаков. А дворник продолжал смотреть невидящим взглядом в лицо дяди Коли, пока тот не отвёл глаза в сторону. И только тогда Володя осознал, что слишком долго смотрел на Николая, и это, видимо, было как-то нехорошо…

Обстоятельства сложились так, что как раз в тот момент, когда дядя Коля от нетерпения шаркнул два раза сапогом, появившийся в дверях завхоз, позвал дворника на двор, чтобы тот помог перенести какие-то стропила с одного места на другое. Николай отправился вместе с ними. В коридоре, поравнявшись с дворником, дядя Коля неожиданно улыбнулся и сказал:

— Хороша девка?!

Дворник ответил как-то невнятно. Дядя Коля промолчал. А Володя подумал, что рабочий обиделся. Николай же молчал до того самого момента, пока завхоз не скомандовал пятерым, подошедшим рабочим, поднять стропила и, — пока он с дворником не присоединился к ним на помощь. И только тогда, ухвативши обеими руками брус и приблизившись головою к лицу дворника, дядя Коля тихо сказал:

— У меня завтра деньги будут: — выпьем?

И вышло как-то само собою, что губы дворника ответили: "Выпьем", раньше, чем он понял, когда: завтра или сегодня. Это произошло именно в тот момент, когда стропила опустились на асфальт в нужном завхозу месте.

— Ну тогда давай деньги, — сказал Николай. — Я — мигом!

Володя пощупал себя по карманам, вытащил пачку сигарет "Дымок", спички, но денег не нашёл.

— Эх, зараза! — воскликнул он с досадой. — Ведь был тут сегодня!

— Кто? — отозвался дядя Коля.

— Ленин "юбилейный"… Видно потерял, когда надпись тёр!

Дворник выругался, хотя не матерно, но неприлично.

— Какую надпись? — поинтересовался Николай.

— Да, на стенке, кто-то написал кирпичом: "Хочешь, мол, жить, так, его мать, — умей вертеться"… Я тогда устал её тереть, закурил… Видно с сигаретами-то и рубль вытряхнул из кармана…

— Эх, едрёнать! — посочувствовал дядя Коля, — Ну так и быть! Я угощу!

В раздевалке, они открыли чей-то шкаф, со сломанным замком, и, прикрываясь его открытой дверцей, выпили, сунули пустую бутылку в вентиляционную трубу, закурили. Всё это видел через щёлку в дверце своего шкафа Сашка, который было там задремал.

Не зная, с чего завести разговор, дворник заговорил о погоде.

— Погодка-то, какая тёплая стала! Скоро лето! А тут всё топят до сих пор…

— Вчерась краснецкого тоже выпил, — ответил Николай. — Так, ты знаешь, вспотел, зараза, так ночью! Аж весь мокрый был! Во, как жарко было! А от белой так не бывает! Не-ет… Лучше белую пить!..

— Лучше вообще не пить, — заметил дворник как бы про себя.

— Это почему ж? Мне без вина жить скучно!

Дядя Коля несколько раз часто сморгнул.

— Не-ет!.. Я не какой-нибудь там алкаш, — продолжал он, — Меня на фронте приучили пить. Перед каждым боем всем давали по стопарю — для храбрости. Главное — знай меру. Поэтому я никогда не бываю пьян…

"Вот врёт-то!" — подумал Сашка, как бы играя мысленно в "Дядю Колю — робота", — Конечно никогда не бывает пьян, потому как "корм-то не в коня"…

— А ты давно дворником-то? — перешёл дядя Коля к главному вопросу.

— Уже с год, — ответил Володя.

— А отчего ты дворником-то?

Дядя Коля осторожно затянулся "Беломором".

— А так — больше времени…

Казалось, дворник ускользал в сторону, почему-то не желая отвечать прямо.

— А для чего больше времени?

— Чтобы жить…

— Э-э… брат!.. Где ж наша с тобой жизень-то?

— Как где?..

— Да вот же она! Тута! Сейчас! — Дядя Коля развёл руками в разные стороны, одновременно с этим движением вытаскивая изо рта папиросу. И от этого движения Сашке показалось, что дядя Коля сделался выше своего роста. Он подумал, что просто устал косить глазами в щель, и попробовал повернуться. Однако, в плечах шкаф был немного узок, и соседние металлические стенки от этого движения раздались в разные стороны, издав резкий звук. Позволив ему повернуться, они одновременно снова сжали юношу с обеих сторон.