Дэвид Бэддиэл - Сука-любовь

Это было тяжелое решение, но Джо убедил Эмму его принять, и ради Сильвии, и ради себя самих; Эмма не имела возможности присматривать за ребенком и за своей матерью одновременно, как бы сильно она ни ценила семейные узы.

— Так… еще всего пару вопросов, миссис ОʼКоннелл, — сказала миссис Эндрюс, бледная женщина с парой неудачно разместившихся на носу родинок. — Сможете ли вы мне сказать… кто сейчас премьер-министр?

Сильвия нахмурилась и наклонилась вперед, опершись руками о колени.

— О-о. Этого я должна знать. Я действительно должна. Не подсказывайте…

Никто и не подсказывал. Установилась тишина.

— Оʼкей, — сказал мистер Панджиит, — а что насчет… дайте подумать. А! Член королевской семьи, трагически погибший недавно в автомобильной катастрофе. Вы знаете, кто это?

Сильвия снова нахмурилась и почесала в затылке.

— Король Эдвард?

— Нет…

Она ахнула.

— Ну, конечно, нет! Он ведь не умер, так? Он всего лишь отрекся. — Она засмеялась. — Не знаю, что на меня нашло.

Мистер Панджиит снисходительно улыбнулся.

— Давайте еще раз, миссис ОʼКоннелл. Какой сейчас год?

— О, вот это я знаю. Тысяча девятьсот… какой-то, не так ли?

— Так…

Джо посмотрел на сосредоточенный профиль Сильвии. В ней еще сохранилась красота, подумал он. Иногда болезнь Альцгеймера, словно возвращая ей невинность, делала ее моложе.

Лицо мистера Панджиита за очками в тяжелой черной оправе излучало дружелюбие.

— Нет, вылетело.

Мистер Панджиит глубокомысленно кивнул.

— Тысяча девятьсот девяносто седьмой, миссис ОʼКоннелл, — сказал он, приходя на помощь.

— Да, ну конечно же!

— Я смотрю, ваш брат еще жив, миссис ОʼКоннелл? — спросила миссис Эндрюс.

— Джерри! О да. Здоров, как пара старых резиновых сапог!

Джо перегнулся через стол; интервьюеры наклонили к нему головы.

— Умер в восемьдесят третьем. Того, что еще жив, зовут Денис… — прошептал он.

Миссис Эндрюс, проворчав, повернулась к Сильвии:

— Хорошо, хорошо. Угу… посмотрим… — она пошелестела страницами. — Ваш пес. Как он поживает?

— О, я не знаю. Борис! Борис!

— Правильно. Хорошо, я думаю достаточно.

Мистер Панджиит сделал еще пару записей. Появилось ощущение, что беседа подходит к концу, дело сделано.

— Итак… — сказала Эмма, глядя вниз, — в каком месте, вы полагаете, моя мама должна… разместиться?

Он перестал писать и обозначил слабую обнадеживающую улыбку.

— Ну, это пока неизвестно. Мы отошлем ее историю, ее рассмотрят в течение дней десяти… — он полистал листки настольного календаря перед собой, — да, и числа восемнадцатого или девятнадцатого мы сможем порекомендовать что-нибудь подходящее.

— Может, ее пожелания тоже должны учитываться? — поднимая глаза, спросила Эмма немного вызывающе.

Мистер Панджиит опешил:

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, почему бы не спросить мою мать, где бы она хотела провести… — тут она запнулась, — …следующие несколько лет жизни.

Мистер Панджиит и миссис Эндрюс переглянулись.

— Конечно. Почему бы нет, — сказала наконец миссис Эндрюс. — Миссис ОʼКоннелл.

Взгляд Сильвии оторвался от созерцания чего-то в воздухе. Она вежливо улыбнулась.

— У вас есть какие-нибудь особые пожелания к дому попечения? Куда бы вы хотели, чтобы вас поместили?

Сильвия положила палец в рот.

— Мы имеем в виду, — продолжил мистер Панджиит, — какие-нибудь специальные требования, какой-нибудь особый вид деятельности, такого рода вещи?

— Я бы очень хотела поехать куда-нибудь… — сказала Сильвия наконец, все еще держа палец во рту, затем резко выбросила его вперед, — где устраивают много викторин.

В тот выходной Вик сделал нечто, чего он не делал до этого никогда. Он выехал на своем мотороллере, купил драпировку и портьеры и обил ими всю квартиру. Он приобрел несколько свечей-ночников для спальни и несколько китайских фонариков для большой комнаты, которые развесил между гитарами. В центре комнаты он поставил единственный в квартире стол, накрыв его красной материей. Вик воткнул свечу в горлышко бутылки, немного поколебавшись, стоит ли ему спалить предварительно несколько свечей на ней, чтобы создать эффект бьющего воскового фонтана, как это часто делают в бистро; положил ножи и вилки и заказал еду из китайского ресторана с доставкой к десяти часам. Впрочем, одна вещь, которую ему действительно стоило сделать — купить несколько хлопчатобумажных простыней, — ему даже в голову не пришла; по счастью, эта мысль пришла в голову Эмме.

Они отправились в постель вскоре после ужина и занимались сексом, но без особого воодушевления и, определенно, закончили гораздо быстрее, чем обычно, как если бы старались оставить больше времени на сон или на мечтательные грезы в объятиях друг друга. Прежде чем предаться восстанавливающему силы отдыху, Вик поднялся со словами:

— Ой! Чуть не забыл!

Он подошел к хозяйственной сумке, лежавшей в углу комнаты, и, ощущая на себе взгляд Эммы, наклонился над сумкой, немного стесняясь пигментных пятен своих на спине и задницы, выглядевшей в полуприсяде по-обезьяньи. Потом вернулся к кровати, держа что-то в руках.

— Что это? — спросила Эмма, садясь на постели и прижимая простыню к груди.

— Море, — ответил Вик, вручая ей компакт-диск.

Она поднесла его к мерцавшему огню одной из стоявших у кровати свечей. На обложке был морской пейзаж, реалистичный, но не достаточно тщательно прорисованный: песчаный пляж и море под розовато-оранжевым небом, ниже шла надпись: «Отдых на природе. Диск первый: Океанский прибой на рассвете».

— Я взял его в том новомодном магазине, что через дорогу, — сказал он, беря диск у нее из рук.

Из ящика, стоявшего возле кровати, он достал переносной «Текникс», освободил его из пенопластовых тисков и поставил на пол; потом нажал кнопку на пульте, и овальная крышка приглашающе поднялась. Вик поставил диск и забрался в постель.

Несколько секунд они лежали, прислонившись к стене — единственным буфером между их спинами и потрескавшейся штукатуркой были две тонкие подушки. Глаза Эммы казались лиловыми в полумраке, светотень смягчила черты ее сухощавого лица. Звуки переносной стереосистемы начали медленно заполнять комнату: шум прибоя, спокойное ровное шуршание воды по песку и затем медленное шипение откатывавшей в море волны. Эмма задула свечу, и они погрузились в темноту, как дети, которые, накрывшись покрывалом, путешествуют по всему миру.

— Мы в Херне-Бэй, дорогой? — спросила Эмма.

Вик кивнул, удивляясь, как приятно ему было слышать слово «дорогой», произнесенное без иронии. Убаюканный шумом прибоя, он почувствовал, что проваливается в сон, сворачиваясь без особых усилий вокруг ее тела.