Марио Бенедетти - Спасибо за огонек

Приятное виски. Сухое, такое я люблю. On the rocks [120] Со льдом (англ.). . За ваше здоровье, дорогая веснушчатая м-с Рэнсом. Вот теперь мне хорошо. Физически хорошо. Надо это отметить, потому что иногда я сознаю, что мне было хорошо, только в тот миг, когда уже начинаю ощущать какое-то неудобство. Как на том ужине в «Текиле»; они поняли, что любят свою маленькую страну, лишь тогда, когда услышали, будто она уничтожена. За исключением Марселы и Ларральде, какое это было сборище глупцов. Почему мы, уругвайцы, когда ступаем на чужую землю, становимся такими пошляками, такими беспардонными хамами? Здесь мы тоже пошляки и хамы, но не в такой степени. Физически хорошо. Хорошо, и ко сну клонит. Неплохо бы чуточку соснуть. Ну что ж, если сон перед обедом — это сиеста осла, то как назвать сиесту перед ужином? Сиеста кого? А я и не знал, что я фавн. Нет, теперь я понимаю, я кентавр. Передние ноги тонкие и неустойчивые, как у той бешеной коровы. Я смотрю на витрины. Вот кентавр-манекен в сорочке wash wear. А вот зеленый светофор, еще пять кентавров пересекают проспект Восемнадцатого Июля. У двоих на крупах по женщине, сидят — будто на мотоциклах. С тех пор как я стал кентавром, я ищу женщину, чтобы нести ее на себе. М-с Рэнсом? Нет, слишком много веснушек, и она берет инициативу. Мне это не нравится. Росарио? Она далеко, к тому же она с кентавром Улиссом Лсокаром. Сусанна? Сусанна в другой витрине, Сусанна-манекен вытаскивает из холодильника — Дженерал электрик» пышнотелую секретаршу, чтобы та занялась нашим планом на зиму. Что-то мне жарко, я весь потный. Средство от пота для кентавров. Где тут аптека? Аптека оказалась в кондитерской, и в дверях стоит улыбается супруга Хавьера, радуясь, что голая, у нее чудовищно огромный живот, но без пупа, и она рассуждает о ревматизме. Как поживает Хавьер, сеньора? Хавьер взял фонарь, чтобы удобней было заполнять картотеку вашего мерзавца папаши, дон Рамонсито. Я не дон Рамонсито, сеньора, я кентавр. Но лицо у вас дона Рамонсито, и еще вы очень похожи на Доктора. Нет, нет, нет. Разве вы не Доктор? Нет, Доктор занимается грязными делами. У вас, дон Рамонсито, тоже грязные подковы. Не может быть. Да, да, у вас грязные подковы и чистые глаза. Это от слез. Дон Рамонсито, вы меня возьмете с собой? Мне нравится ваш круп. Простите, сеньора, но вы безобразны, а я люблю окружать себя красивыми вещами, я для этого сделаю революцию. Тогда почему вам не взять Долли? Она жена моего брата, потому я ее не беру. Я тоже жена твоего брата. Прости, Долли, я не разобрал, я тебя принял за жену Хавьера. Какая чепуха, у нее брюхо и ревматизм, вдобавок она никогда не бывает голой, никогда не снимает сорочку. Ты голая, Долли, и какая же ты красивая. Ты самый лучший кентавр в Латиноамерике. Надо говорить «Латинской Америке», Долли, а так это англицизм. Ты самый лучший кентавр в мире и его окрестностях. И еще у тебя будет сынок с тонкими ножками, такими тонкими, как у той бешеной коровы. Когда? Ко…

— …мооон. Рамооон. Ты уснул, Рамон? Ужин готов.

Хочу уйти без завтрака, без разговоров, чтобы никто не заметил моего ухода. Во рту горечь, мускулы напряжены, голова тяжелая. Даже с Густаво не хочется разговаривать. Но он придет. Краткие утренние диалоги стали нашими единственными беседами. Я устал. От чего? Как жаль, что небо безоблачное, что дует приятный ветерок, что море спокойно. Подумать только, сейчас середина апреля, а уже три дня держится летняя температура. Как жаль. Сегодня серое небо было бы кстати. Если бы я мог пригасить этот пейзаж. Но, увы, это не в моей власти.

— Вчера пришел очень поздно?

— В час.

— Как идет подготовка?

— Хорошо, только это скучная тема. Тебе звонил Уго. Ты спал, я не хотел тебя будить. У него сломалась машина, и надо же, именно сегодня, во время забастовки. Он должен был рано утром ехать в Дурасно [121] Административный центр одноименного департамента в Уругвае. и просил, чтобы ты, когда поедешь в центр, захватил Долли. я никогда не мог понять этого союза. Однако лицо у нее всегда спокойное, и она выглядит счастливой, когда смотрит на него и слушает, как он мелет одну глупость за другой. Почтительно склоняюсь перед сей тайной. Уго легкомыслен, это так. Можно быть счастливой и с легкомысленным человеком, но лишь тогда, когда у нас общая группа крови. А Долли иная. У Долли есть внутренняя жизнь. Когда хочет, она может быть глубокой. Ее прелесть особенно чувствуется в том, что не говорится: в молчании, в жестах, взглядах и так далее. А Уго даже не назовешь веселым вертопрахом. Однако он и не печален, он просто брюзга. Унаследовал от Старика все дурное — без его энергии, без его воли к власти, без его проницательности, позволяющей видеть людей насквозь. Жалкий субъект. Ну а я? Разве и сам я не жалкий субъект? Может, еще хуже. Уго по крайней мере не сознает своей ограниченности. Долли, любимая. В первый раз я ее увидел, когда уже был женат лет десять. Бесспорно, именно это я искал, и вот ею владеет Уго. На Сусанне я женился, думая, что Это не существует, вернее, примирившись с тем, что Это не существует. И естественно, когда человек полагает, что Долли не существует, тогда и Сусанна годится. Но она существует. Например, вот здесь, в этом садике. Вот она машет мне рукой. Вот так.

— Привет, Долли.

— Добрый день.

— Уго дал мне поручение.

— Да, ты понимаешь, сломалась ось, и как раз сегодня.

— Ого, ось — это серьезно.

— К счастью, он ехал медленно и был недалеко от дома.

— Вот замечательно.

— Можно садиться?

— Ты сегодня просто прелесть.

— Спасибо, дорогой.

— Какое наслаждение везти тебя в центр. Будь Уго полюбезнее, он бы ломал ось каждую неделю. А знаешь, я не завтракал.

— Бедняжка.

— Заглянем на минутку в «Ла Голета»?

— Я не спешу. Даже согласна, чтобы ты угостил меня чашкой кофе.

— Прекрасно. Будем кутить вовсю.

Я не знаю, красива она или нет. Но она обворожительна. К тому же ей нравится, когда ей говорят комплименты. Во всяком случае, глазки блестят.

— Долли, вчера ты мне приснилась.

— Наверно, в кошмаре?

— Нет, сон был даже очень приятный.

— Рамон, мне не нравится, как ты на меня смотришь.

— А мне, наоборот, нравится то, на что я смотрю.

— Знаешь, такие фразы не произносят за гренком с джемом. Это дурно.

— А знаешь, Долли, что мне приснилось?

— И знать не желаю. Когда мужчинам снится женщина, это всегда об одном и том же.

— Ты ошибаешься. Мне снилось, будто я кентавр.

— Да что ты! А я кем была? Жирафой?

— Нет, ты была Долли.

— Слава богу.

— И ты должна была родить от меня сына.

— Но, Рамон…

— Ты покраснела — и стала еще красивей.

— Это называется «закидывать удочку».

— Ничего подобного. Ты должна была родить от меня сына.