Амир-Хосейн Фарди - Исмаил

— Заметили ли вы, что, когда мы в горах, мы становимся ближе к Богу, и Он говорит с нами слышно для нас? Здесь мы очень многое можем услышать и увидеть, и почувствовать, что в городе нам недоступно. Горы — это одно из проявлений Аллаха. Иными словами, поднимаясь в горы, мы приближаемся к Аллаху. Горы — чистая вещь. Они величавы, горды, упрямы, здесь много источников и рек. В горах живет тайна. Горы — укрытие, в них был призван наш любимый Пророк, который в сердце гор получал откровения о том, что он должен бороться с угнетателями и защищать угнетенных. И нам о том же Аллах говорит. Всевышний и от нас требует разрушить замки угнетения и прийти на помощь узникам. Так давайте сейчас в этих величавых горах и под этим синим небом все провозгласим: «Аллах велик!».

И дети громким хором повторили эти слова. Джавад сказал:

— Громче крикнем, во весь наш голос, чтобы ветер слова наши донес до Неджефа, до слуха Аятоллы Хомейни. Аллах велик!

И дети еще громче повторили это. Джавад сказал:

— Дружнее, все вместе, чтобы и шах услышал нас и задрожал от страха!

И опять дети дружно и слаженно проскандировали хором. Джавад, который словно хотел взлететь и поднимал руки, как крылья, в восторге дирижировал ими. В это время один из детей указал на какую-то точку и, заикаясь, произнес: «Вон… вон лисица!»

На одной из вершин, позади их вершины, стояла лисица. Она стояла вполоборота, повернув к ним голову, насторожив уши и со страхом глядя на их толпу. Она была рыжего цвета, глаза ее были большими, а хвост — длинным и пушистым. Дети пришли в восторг и начали кричать ей:

— Эй, лисица! Эй, лисица!

Лиса, увидев их движение и услышав крик, еще больше испугалась и кинулась прочь. В свете солнца она была ярким красивым пятном. После ее бегства дети еще несколько раз повторили формулу возвеличения. Некоторые сделались красными и кашляли от напряжения.

Солнце достигло зенита. Нужно было возвращаться к источнику и к чинарам. Следующим пунктом программы был намаз. Детей опять построили. Путь теперь лежал вниз, извилистый и крутой. Солнце жгло спину горы, раскаляя ее кожу. Камни накалились, и муравьи с сумасшедшей скоростью носились туда и обратно по их поверхности. Лбы и шеи ребят стали мокрыми.

Сверху чинары казались зелеными блестящими куполами, а вода источника — чистым зеркалом, отражающим небо. В жажде поскорее достичь тени и воды, дети быстро спускались с горы. Достигнув цели, они удовлетворили свою жажду прохладной водой. Ниже по течению совершили омовение, вымыли руки, ноги и рядами расселись на чистых подстилках, расстеленных в тени чинар. Вместо мохров из могильной глины Кербелы на подстилках лежали блестящие гладкие камушки.

Джавад вел намаз, остальные сидели позади него ровными рядами. Один из присутствующих произнес азан, и намаз начался. Слышалось шуршание и шелест листвы над головой и журчание источника, ручьем текущего вниз, насколько хватало глаз. После намаза пришло время обеда и обязательного отдыха.

Во второй половине дня они поднялись на другую гору. Это был веселый подъем, окончившийся по достижении намеченных деревьев: ив и тополей. Выше этого места скалы были отвесными. Выше гнездились совы и орлы. У подножья деревьев било несколько маленьких ключей, от которых текли спокойные ручейки. По сторонам росло немного крапивы и луговые травы. Дул прохладный ветерок. Солнце казалось уставшим. Оно клонилось к западу, и уже чувствовалась вечерняя прохлада.

Примерно в середине осени потолок в доме Исмаила начал коробиться, а через несколько недель рухнул. Открылись глинобитные плиты крыши и ее проржавевшие железные балки, меж которых сочилась вниз дождевая вода. Мать скатала к стене ковер и под проломом поставила таз, в который капал с крыши дождь. Требовались новые глинобитные блоки на крышу, штукатурка и побелка. В долг взяли материалов в строительном магазине и за несколько рейсов привезли их на осле. С помощью Джавада замесили глину с соломой во дворе и на следующий день по шаткой деревянной стремянке таскали на крышу и укладывали плиты. Тем не менее, крыша была непрочной и практически временной. Требовались еще материалы и работа. Но денег на это не было, не только для починки крыши, но и на зимние припасы, на уголь для печки, который тоже кончался. Возмещения за работу в кассе взаимопомощи Исмаилу едва хватало, чтобы тянуть день за днем. Никакой крупной разовой траты эти деньги не позволяли.

Исмаил скатал последний оставшийся у них ковер темно-красного цвета, взвалил его на спину и отнес в ломбард, взяв под этот залог деньги с рассрочкой на год. Пока его не было, мать тоже ходила к старьевщику их квартала, который пришел и забрал мельхиоровый самовар и медные котлы и посуду.

Когда Исмаил вернулся, смуглый старьевщик уже расплатился с матерью и унес эти вещи. Вместо них у матери остались горькие рыдания, вцепившиеся в горло и никак не отпускавшие ее. Ей хотелось досыта оплакать образовавшуюся в доме пустоту. То, что старьевщик унес почти даром, было ценным для нее и памятным. Исмаил все понял, и ему было горько. Ведь и он был виноват в горе своей матери. Причиной их бедности было его увольнение из банка. Этим вечером он раньше ушел из библиотеки и отправился бродить по улицам. Шел, куда глаза глядят, без всякой цели. Не для того шел, чтобы куда-то прийти, но и не для того, чтобы никуда не прийти. Он не мог оставаться на старом месте и не желал найти никакого нового. Он шел, и ему приятен был печальный звук его шагов.

Он отошел он очень далеко от своего района и очень устал. Он шел много часов, он был очень зол на себя и хотел избыть горе этим хождением. Он сам не заметил, как очутился в богатом районе Тегерана. Улицы здесь были широкими, с большими, полными воды арыками, с высокими мощными деревьями и роскошными виллами. Он шел, и вдруг рядом с ним замедлился автомобиль и загудел. Это была вишневого цвета машина со сверкающими бамперами. Но рассматривать ее он не стал, отвернулся и, опустив голову, зашагал дальше. Однако и машина поехала за ним и, обогнав его, остановилась. Водитель опустил стекло и позвал его:

— Ваше превосходительство, уважаемый коллега по работе, я обращаюсь к вам, приветствую вас!

Он посмотрел на того, кто был за рулем — с каштановыми волосами, длинным белым лицом и тонким знакомым голосом.

— Не узнал? Быстро же ты забываешь, парень! Но сядь, пожалуйста, в машину.

Это был Сафар, бывший его коллега по работе в филиале банка на улице Саадат. Исмаил не мог его проигнорировать. Он подошел к машине и сел в нее. В ней пахло одеколоном и новой кожей. Сафар был одет в шерстяной пиджак цвета кофе с молоком, гармонирующий с цветом его лица, волос и бровей. Лицо было чистым, выбритым. Пепельного цвета глаза светились, а тонкие губы, сложенные в ниточку, выражали владение ситуацией сейчас и уверенность в будущем. Поздоровавшись и обменявшись любезностями с Исмаилом, Сафар включил передачу и спросил: