Кайли Фицпатрик - Гобелен

Хозяйка дожидалась Мадлен, сидя на кожаном диване песочного цвета. В руке она держала бокал. Мадлен решила, что Дороти пьет джин с тоником. Она сняла роскошное пальто — оказалось, что на ней надет чудесный темно-бордовый костюм. На нейтральном фоне дивана Дороти напоминала экзотическое существо посреди пустыни.

Мадлен вошла, и Дороти подняла голову.

— Тебе очень идет этот цвет. Знаешь, ты так похожа на Лидию, какой она была перед тем, как отправилась в Париж и познакомилась с Жаном. Конечно, тогда она была моложе, чем ты сейчас. — Дороти вздохнула. — Я до сих пор не могу поверить… должно быть, тебе сейчас очень трудно.

Она улыбнулась и с преувеличенным оживлением сказала:

— Ну что, теперь поужинаем?

Дороти не сомневалась в том, что Мадлен согласится, поэтому предложила поесть в маленьком ресторанчике на Кингз-роуд.

В ресторан они отправились пешком. Они вошли в изысканное заведение, отделанное светлым деревом и хромом, и посетители ресторана, даже несмотря на праздничный день, показались Мадлен довольно состоятельными людьми. За ужином они говорили о Лидии — о ее жизни, а не о смерти, естественно. Мадлен задавала вопросы, и Дороти охотно делилась воспоминаниями. По обоюдному молчаливому согласию они посвятили этот вечер ей. Мадлен интересовалась жизнью юной Лидии, какой ее знала Дороти после того, как они закончили школу и обосновались в Лондоне.

— Для нас шестидесятые годы были полны приключений. Конечно, в большей степени для меня, чем для Лидии, — с улыбкой сказала Дороти и сделала пару глотков шардонне из высокого бокала. — У меня было много поклонников, но твоя мать не интересовалась вечеринками и танцами так, как я. И дело вовсе не в том, что у нее был недостаток в кавалерах: Лидия была очень красивой, волосы как на картинах прерафаэлитов — они перешли к тебе по наследству — и некоторая… отстраненность.

Лицо Дороти смягчилось, когда она вспомнила молодую Лидию, и сквозь маску дорогого макияжа Мадлен увидела глубокую печаль.

— Это нравилось мужчинам, но Лидия не пыталась быть таинственной, просто она вела себя естественно. Я пыталась пристрастить ее к курению марихуаны, уговорить остаться у меня на ночь, но она предпочитала спать в своей маленькой комнатке. Слушать Боба Дилана и читать книги. Почему ты улыбаешься?

— Потому что у меня есть подруга в Кане, которая почти наверняка описала бы меня так же, как вы — мою мать, хотя я нечасто слушаю Дилана.

— О да. Она знала, что ты на нее похожа. И тревожилась из-за тебя. Ты помнишь, что она навещала меня несколько месяцев назад? Мы прекрасно провели пару дней, болтали о старых добрых временах. Но Лидия говорила и о тебе. Она очень хотела, чтобы ты была счастлива.

— А она… как вы думаете, она знала, что я…

Мадлен не могла произнести свой вопрос вслух. Он был глупым и неуместным. От вина у нее слегка кружилась голова.

Дороти посмотрела на нее, и в ее накрашенных глазах Мадлен увидела сочувствие.

— Моя дорогая, мать всегда знает, что ребенок ее любит. — Она наклонилась над столом, словно старалась подчеркнуть важность своих слов. — Как и ты знаешь — несмотря на все свое горе, — что она тебя любила. Очень сильно любила, Мадлен. У меня нет детей. И я не особенно об этом жалею — моя жизнь была полна событиями, а богатый бывший муж оплачивает мои счета. Я сама выбрала свою судьбу, но я восхищалась Лидией, сделавшей другой выбор. Я знала, что она покинет Англию — она думала об этом еще тогда, когда мы учились в школе. Как говорится, она слышала бой другого барабана.

— А она упоминала об отце во время вашей последней встречи?

— Да, сказала пару слов. Она видела свой брак таким, каким он и был, — попыткой спасения. Как многие женщины нашего поколения, мы с Лидией полагали, что только мужчина может сделать жизнь полной. Для нее имела значение эмоциональная сторона, для меня материальная. Она была романтиком. А ты?

Вопрос Дороти застиг Мадлен врасплох. Могла ли она считать себя романтиком? Да, так было прежде, когда она надеялась, что кто-то сможет предложить ей близость, дружбу и понимание. Но сейчас она думала иначе. Точнее, больше не стремилась к этому. У нее промелькнула мысль о Николасе, и Мадлен слегка вздрогнула. У их отношений не могло быть будущего. Они жили на разных континентах, более того, в разных мирах. Но так ли это? В культурном отношении — да, но она ощущала понимание со стороны Николаса, кроме того, он был ей близок. Может, это и есть духовное родство? Она тряхнула головой, стараясь избавиться от этих мыслей.

Дороти посмотрела на Мадлен, положила суповую ложку, взяла бокал и поднесла к губам, не сводя глаз с ее лица.

— У тебя есть любовник? Надеюсь, тебя не смущает столь личный вопрос?

Мадлен рассмеялась.

— Вовсе нет. Я с удовольствием с вами разговариваю, правда. У меня нет любовника. — И, к собственному удивлению, добавила: — Я познакомилась с одним человеком… в Кентербери, но нас не связывают… романтические отношения. По-моему.

Она покраснела и посмотрела на нетронутую тарелку с супом.

Дороти протянула руку и слегка коснулась волос Мадлен.

— Если этому суждено случиться, значит, так тому и быть. Живи свою жизнь — так я часто говорю себе. Наслаждайся жизнью, Мадлен. Вот чему может научить нас обеих смерть Лидии — она жила полной жизнью, именно такой жизни хотела и для тебя.

Дороти подняла бокал, и они с Мадлен чокнулись.

— За Лидию, — сказала Дороти. Мадлен ничего не смогла ответить.

Во вторник утром Мадлен ушла еще до завтрака в Сохо, на который собиралась Дороти, чтобы с кем-то встретиться там. На прощание Мадлен обещала, что обязательно навестит Дороти, когда в следующий раз будет в Англии.

Перед тем как сесть в такси, Мадлен оглянулась, чтобы в последний раз взглянуть на изящный дом в георгианском стиле. Дороти стояла в дверях, ее макияж, как обычно, был безупречен. Шерстяной костюм цвета слоновой кости выгодно подчеркивал превосходную фигуру. Она послала воздушный поцелуй, и Мадлен помахала рукой в ответ.

Дороти не советовала ей пользоваться метро или поездом, который останавливался в Кью-Гардене, где находился Государственный архив.

Мадлен смотрела в окно, когда они проезжали по пригородам, а потом по улицам центральной части Лондона. Она понимала, почему Николас не хочет жить в этом городе — завораживающем и живом, но слишком шумном и грязном.

В Кью было красиво — небольшие дома и необычные сады, в отличие от слишком консервативных и ухоженных садов в Челси, но над головой постоянно летали самолеты, приземляющиеся в Хитроу. Мадлен успела увидеть три низко летящих пассажирских лайнера, прежде чем водитель остановил такси перед большим роскошным викторианским зданием. Его с двух сторон окружали уродливые цементные строения нового торгового центра. Плата за такси оказалась огромной, но приятное путешествие того стоило.