Всеволод Кшесинский - Страсти по Вечному городу

Лёка Ж. присмотрелась, замерла и одарила Гарика восторженно-пораженным взглядом.

Гарик взял ее за руку и повел к левому углу площади. Я похромал следом. Под высоким деревом на углу был спрятан миниатюрный фонтан Пчел, состоящий из двух раковин — вертикальной и горизонтальной. В низу вертикальной раковины отдыхают три пчелы. Из-под них в горизонтальную стекают три хрустальные струйки, видимо, символизируя мед. Нижняя раковина установлена на грубом, необработанном камне, напоминая о горах, с которых спустился старик, чтобы спасти наследника Барберини.

Гарик сообщил, что Бернини сделал фонтан Пчел в 1644 году и поставил его прямо у входа во дворец папы. На вертикальной раковине сохранилась надпись о том, что фонтан установлен в XXII годовщину понтификата Урбана VIII. Но когда фонтан открыли, до XXII годовщины на самом деле оставалось еще два месяца. Завистники, которых у папы было немало, съязвили, что Урбан VIII таким образом хочет раздуть свои мнимые заслуги. Молва распространилась так быстро, что лишила папу покоя. Тогда его племянник нанял каменотеса, чтобы тот убрал лишнюю единицу. Однако стало еще хуже. Клеветники и завистники начали говорить, что это плохое предзнаменование, мол, теперь папа не дослужит до 22-го года понтификата. И точно: Урбан VIII умер за восемь дней до роковой годовщины…

Фонтан Пчел неоднократно переносили с места на место, и в итоге от него мало что осталось. А в 2004 году один псих отбил молотком голову пчелы. Вандала поймали, теперь он лежит в госпитале для сумасшедших.

— Вот что значит с пчелами связываться. Они и каменные жалят, — засмеялась Лёка Ж. и повернулась к палаццо Барберини: — Ой, и это наверняка все тот же папа-богач — Берн… Барн… Борн…

Гарик кивнул: «Урбан Барберини!» — и продолжил рассказ о палаццо, найдя наконец-то повод поведать печальную историю Франческо Борромини — очевидно, его любимого художника.

— Палаццо строили Бернини и Борромини! — многозначительно начал Гарик, смакуя повторы звуков.

В следующие полчаса мы с Лёкой Ж. узнали, что Борромини и Бернини были главными архитекторами периода барокко и потому беспрерывно враждовали. Неаполитанец Джованни Лоренцо Бернини благодаря таланту и связям, быстро стал известным скульптором и любимцем пап. А Франческо Борромини был сыном миланского каменотеса. Несмотря на талант и связи, он долго ходил в подмастерьях, прежде чем ему стали давать серьезные заказы.

Остальную историю мне поведал мой самоучитель-путеводитель. Но я не перебивал Гарика: Лёка Ж. прониклась к нему расположением и охотно внимала его рассказам. Гарик же твердил так, будто сдавал экзамен на гида перед особенно чтимой комиссией.

— Сангвиник Бернини и холерик Борромини ненавидели друг друга, — прицокнул он. — Как-то раз Борромини украсил каменными ослиными ушами фасад дворца напротив окон дома, где жил Бернини. А Бернини поставил на своем балконе большой каменный cazzo, чтобы Борромини не выкаццивался.

Когда после смерти Урбана VIII на папский престол взошел Иннокентий Х, у Борромини появился шанс занять место Бернини.

В 1644 году Иннокентий Х объявил конкурс: кто лучше придумает, как поставить на площади Навона, перед его семейным дворцом, египетский обелиск, привезенный в Рим императором Каракаллой. Бернини к участию в конкурсе не допустили. Тогда он сделал проект фонтана Четырех Рек, в центре которого стоял обелиск, и передал его кардиналу Людовико Людовизи. Кардинал тайком оставил проект фонтана в столовой, где обедал Иннокентий Х. Увидев этот проект, папа потерял аппетит, отменил конкурс и велел Бернини приступать к работе.

Тогда Борромини заслал шпиона к Бернини и узнал, что Джованни Лоренцо ошибся в расчетах — как только он запустит воду в фонтан, вода перестанет бить, так как напор будет очень слабым. Борромини сделал верные расчеты, чтобы показать их папе и высмеять соперника.

— Какие же мужчины бывают обидчивые! Вот мы, девушки, так не поступаем… — Лёка Ж. выразительно посмотрела на меня. Гарик же согласно кивнул головой и продолжал берниаду.

Бернини был начеку: он заслал своего шпиона к Борромини, и тот выкрал бумаги с правильными расчетами. Бернини исправил свою ошибку, но, чтобы поиздеваться над Борромини, на открытии фонтана задержал воду после запуска на несколько секунд. И когда Иннокентий Х подскочил от возмущения, а Борромини спешно направился к папе с отчетом об ошибке Бернини, струи фонтана мощно забили. Удовлетворенный папа сказал, что Бернини добавил всем по десять лет жизни. Борромини снова проиграл.

В 1667 году Франческо Борромини трудился над интерьером базилики Сан-Джованни-деи-Фьорентини. Но после того как он создал алтарь, ему запретили продолжать работу. Франческо решил, что это происки Бернини. Борромини заперся дома, сжег все свои рукописи и эскизы. Через неделю он вышел на улицу, отправился к Тибру и бросился в реку.

Бернини умер через три года.

Гарик снова погрузился в меланхоличное молчание. История действительно грустная.

Но Лёку Ж. ничего не смутило.

— Что-то у меня разыгрался аппетит после мороженого, — сказала она. — Может, сходим в какой-нибудь бар?

Гарик очнулся и предложил на выбор любой из ресторанчиков, которые находились на идущей от фонтана Пчел виа Венето — «Excelsior», «Majestic», «Ambasciatori», «Cafe de Paris»… Лёка Ж. недовольно поморщилась и пожелала посетить какое-нибудь настоящее итальянское заведение.

Гарик радостно кивнул и повел нас к своему фиату.

Наступил вечер. Римляне спешили домой, на улицах стали возникать глухие пробки, но где-то через полчаса мы добрались до моста Гарибальди, с которого нам открылся вид на единственный в Риме остров — остров Тиберина, как корабль, разрезающий воды извилистого и вечнозеленого Тибра.

Лёка Ж. порылась в своей памяти и извлекла из нее сказку Джанни Родари «Рыбак с моста Гарибальди» в переводе Евгении Козыревой.

— «Джорджо-Джузеппино забросил удочку и сказал, — продекламировала Лёка Ж., — „Рыбка-омбрина, плыви к фра Мартино!" И рыбы понеслись к его удочке со всей реки и даже с моря… Когда на крючок сам собой поймался громадный тунец, Джузеппино пришлось позвать на помощь двух водителей автобуса № 60 и пару официантов».

Гарик съехал с моста и припарковался на набережной напротив острова. Лёка Ж. вышла из машины, села на парапет и уставилась на одиноких рыбаков, закинувших удочки в болотно-зеленые воды Тибра.

— А здесь действительно можно поймать тунца? — спросила она Гарика с интонацией заядлого у рыбака.

— Бо! Кто его знает, — ответил он. — Очень грязная вода… тут больше ходят загорать, а не рыбу ловить…

Лёка Ж. встрепенулась, извлекла из глубин своей памяти какой-то кусок информации, и произнесла нараспев: