Эйтан Финкельштейн - Пастухи фараона

Конечно, если бы поблизости находился крупный металлический предмет, все было бы понятно, но ничего металлического вокруг не было. Папа потребовал проверить дно. Пригнали водолазный бот, водолаз целый час возился во взбаламученной воде и обнаружил засыпанную песком баржу. Испытания перенесли в другое место. Результаты их оказались столь успешными, что даже военные моряки, народ сдержанный, начали кидать в воздух фуражки и кричать «ура!» Из Москвы прилетел заместитель наркома, по случаю «выдающегося успеха советской науки» устроил прием, папе объявил личную благодарность наркома, наградил его кожаным пальто-реглан, денежной премией в три тысячи рублей и десятью пачками легкого табака.

— А теперь, товарищи, возвращайтесь на завод, ударными темпами налаживайте производство — флоту позарез нужны сотни и тысячи таких гидролокаторов.

Возвращаться в Куйбышев не хотелось, папа подошел к большому начальнику.

— Я, знаете ли, не производственник, а ученый-изобретатель. Меня целесообразнее использовать для решения новых проблем, а производство наладят и без меня.

— Ну что ж, — порешил на радостях замнаркома, — наверное, вы правы. Проблем у нас хоть отбавляй. Вот, к примеру, ни с того ни с сего стали разрываться в стволах корабельные снаряды. Чудо какое-то — завод в Перми выпускал эти снаряды десятки лет! Вначале думали — диверсия, все перетрясли. Нет, не диверсия, какая-то техническая причина. Срочно нужно разобраться, а то на кораблях уже паника, моряки боятся стрелять. Если решите эту проблему, Сталинскую премию вам гарантирую. Возьметесь?

— Возьмусь. Только у меня просьба. Родители и жена с маленьким ребенком живут недалеко от Перми, нельзя ли на день к ним заехать?

— Даже на час нельзя. Разберетесь со снарядами, дам неделю отпуска.

Папа разобрался и с разрешения наркома провел три счастливых дня в родительском доме. А потом снова бесконечные поезда, бесчисленные заводы Урала, Поволжья, Сибири. Снова сложнейшие проблемы, которые решать надо было немедленно, подручными средствами, а если что не так, голова с плеч.

В начале 45-го папу демобилизовали. Худой, измотанный и издерганный, он, однако, дома засиживаться не стал. Не успев прийти в себя, тут же отправился в Томск, чтобы продолжить работу над радиолокатором. Наверстывать упущенное.

Первый, кого он встретил у входа в свою лабораторию, был… часовой.

— Пропуск!

— Я здесь работал до войны, можно мне пройти, поговорить с сотрудниками?

— Без пропуска не положено.

Папа пошел в дирекцию — все лица были новые. Секретарша с недовольным видом спросила: «по какому вопросу?» и, услышав «по личному», отрезала:

— По личным директор принимает по средам с девяти до одиннадцати.

— Я не могу ждать, я приехал издалека, мне и остановиться негде.

— Ничего не знаю, директор занят.

Тут папа рассвирепел.

— Да как это вы со мной разговариваете! Я сотрудник института, заведовал лабораторией, вернулся после демобилизации.

Секретаршу перекосило.

— Ждите, доложу. Только что-то не похоже, что вы из армии.

Директор, имя которого папе ни о чем не говорило, старался быть любезным, вставлял в разговор умные слова.

— Насколько я знаю, лабораторию радиолокации забрали из института еще в сорок втором, перевели не то в Свердловск, не то в Новосибирск. Да, да с вами будет проблема. Как демобилизованного мы обязаны вас принять, но ставок-то нет. Кстати, жилье у вас есть?

— Была трехкомнатная квартира на Пушкинской в большом доме. Жена выехала к моим родителям в январе сорок второго.

— А площадь забронировала?

— Нет, не думаю.

— Просто не знаю, что с вами делать. Договоримся так — я подумаю, посоветуюсь и решу, а вы заходите через пару дней.

Через «пару дней» директор умных слов не подыскивал.

— Ну, нету у меня ставок, нету! Не лаборантом же вас брать, черт возьми. А насчет жилья даже не заикайтесь. Тут люди забронированное жилье не могут вернуть! А ваша жена комнату бросила.

Домой папа вернулся мрачнее тучи, целыми днями сидел возле печки, ни с кем не разговаривал. Домашние ходили на цыпочках, только дедушка, похоже, был доволен. Чувствовал он себя к этому времени плохо — жить ему оставалось чуть больше года, — но тут вдруг приободрился, стал каждый день куда-то исчезать. Бабушка сердилась — где ты целый день пропадаешь, пиявки опять не поставил! Дед хитро улыбался — знаем, мол, зачем бегаем!

В один прекрасный день он буквально ворвался в дом и, не успев снять шубу, направился к печке.

— Боря, ты Бокарева помнишь?

— Это еще кто такой?

— Ну, работал у меня на заводе литейщик, здоровый такой дядька. Когда ты был маленький, я тебя с мамой и Наей у него прятал. Не помнишь? Но сыновей его помнишь? У него трое было; кажется, с одним из них ты в школе учился. Младшие погибли, а старший во время войны сильно выдвинулся. Недавно его в обком начальником отдела промышленности взяли. Сходи, может, он тебя вспомнит.

Поначалу папа и слушать не хотел. Потом передумал, решил — а почему бы не сходить? За годы войны часто приходилось ему обращаться к обкомовским работникам, и они — настоящая власть на местах — часто помогали.

Трижды проверив паспорт, милиционер провел папу в приемную.

— Я бы хотел побеседовать с товарищем Бокаревым.

— Так прямо с самим Бокаревым?

— Да, да, мы с ним знакомы, в школе вместе учились.

— Это к делу не относится, — отрезал сотрудник приемной, — изложите просьбу, я доложу товарищу Бокареву. Понадобитесь — вызовут.

Долго ждать не пришлось: через неделю на ухабы возле дедушкиного дома въехала большая черная «Эмка». Вестовой вынул из планшета бумагу, дважды запнувшись, пробубнил фамилию.

— Собирайтесь.

Бокарев встретил папу как старого приятеля, велел принести коньяку и какой-то неведомой рыбы. Вспомнил, как бабушка Мина учила его читать, когда с детьми пряталась у них на Черной речке, припомнил кое-кого из учителей, рассказал, как бросало его в годы войны.

— Я, Борька, кончил войну начальником политотдела. И, знаешь, никак не хотели отпускать из армии — нет, и все тут! Но я добился, отпустили. А здесь сразу на промышленность бросили — как-никак, я ведь потомственный сталевар! А тебя мне сам Бог послал. Чуешь, что сейчас на повестке дня? Не чуешь, так я тебе растолкую. За войну к нам сюда такие заводы эвакуировали, такие институты, дух захватывает! И театры, между прочим, у нас столичные, и консерватория. А ученых сколько классных — из Москвы, из Ленинграда, отовсюду. Но вот беда — кадры разбегаются, все хотят в Москву, дьявол их побери! Ну ладно, актеры всякие и певцы пусть едут, без них проживем, но инженерные кадры мы обязаны удержать. Обязаны, понимаешь! Я пробил через правительство постановление, чтобы без разрешения обкома никто из руководящего звена уехать не мог. Но открою тебе секрет — это постановление только на год. Скажи честно, ты в Москву не собираешься?