Мария Донченко - Оранжевый туман

Виталик лежал на диване в своей квартире и не думал ни о чём.

Он проснулся около полудня и ему лень было не только встать, но даже приподняться на локтях и взять со стола бутылку или пульт.

Было утро понедельника — двенадцать часов дня он сейчас считал утром. Голова раскалывалась с похмелья, и на ум приходила придуманная Димкой в былые времена шуточная поговорка о том, что хуже утра понедельника может быть только Сергей Маркин.

Взгляд его упал на календарь на стене. Люба уже передвинула бирку, уходя на работу — четырнадцатое февраля. День святого Валентина, будь он неладен — этот праздник, принесённый с Запада, Виталик не признавал и не отмечал. Значит, подумал он, по телевизору будут одни розовые слюни.

Поэтому, протянув наконец руку к столу, выбор между бутылкой и пультом он сделал в пользу бутылки.

…После возвращения из Белоруссии, в Новом, одиннадцатом году его накрыла жестокая депрессия, выражавшаяся в отсутствии желания прилагать усилия к чему бы то ни было.

Ещё в конце осени Виталик пошёл в Люблинскую прокуратуру, чтобы выяснить судьбу уголовного дела об убийстве его матери, по которому он проходит потерпевшим.

Сперва с ним вообще не хотели разговаривать, но потом он добился, чтобы у него приняли заявление и зарегистрировали входящий номер.

Уже после новогодних праздников из прокуратуры пришёл ответ на бланке с двуглавым орлом, что дело за давностью лет сдано в архив нераскрытым. Казалось, в самом листе, сложенном втрое и заклеенном в казённый конверт без марок, но с красным прямоугольным штампом прокуратуры, сквозило неудовольствие, что кто-то смеет тревожить столь важное учреждение по старым «висякам», которые давно легли в неудовлетворительные строчки отчётов.

На работу Виталик не устроился и даже не пытался. В эту зиму он увлёкся компьютерными играми и мог ночами напролёт гонять их героев по лабиринтам, охотясь за монстрами и инопланетянами, чтобы упасть в постель под утро и проспать до обеда, не проснувшись даже, когда Люба тихо поднимется, укроет его одеялом и уйдёт на работу к девяти.

Пока Виталик сидел, Люба жила на две квартиры, то в Люблино, то у родителей. Конечно, из практических соображений квартиру Нецветовых можно было бы на это время сдать, но за весь срок она ни разу не завела с Виталиком об этом разговор.

Материальным ценностям в этой квартире было взяться неоткуда. Самым дорогим для Виталика были книги, в большинстве из которых он был не в состоянии разобраться, и он мог быть уверен, что вся техническая библиотека Нецветовых будет до его возвращения в неприкосновенности.

После освобождения Виталика Люба снова перебралась к нему.

Порой, оставшись в одиночестве, он думал, что достанься ему не такая жена, как Люба, она давно уже сказала бы довольно решительно: вставай, воин светлых сил, хватит гонять по экрану вымышленных супергероев, вставай и иди зарабатывать деньги.

Но Люба Нецветова принимала сложившееся положение вещей как должное.

Реальность, в которую он вернулся из колонии и встречи с которой так ждал, была серой и занудной. Нет, Виталик не изменил своих убеждений, он по-прежнему интересовался политикой, появлялся на митингах, а вечера частенько проводил с Димкой за бутылкой пива — Андрей тоже присоединялся к ним, но реже — за обсуждением последних новостей, где-нибудь у метро или в подворотне, если позволяла погода, а в морозы в дешёвом кафе, в ожидании, что вот придёт весна, и можно будет встречаться на улице, не испытывая дискомфорта.

Помимо прочего, как-то, будучи нетрезвым, он потерял паспорт и никак не мог собраться даже сфотографироваться, чтобы подать документы на его восстановление, а в качестве обязательного удостоверения личности носил с собой чистый заграничный паспорт, оформленный ещё до ареста и так ни разу и не использованный по назначению, и просроченную уже на несколько месяцев справку об освобождении.

Там, за колючей проволокой, Виталику казалось, что стоит ему очутиться на воле, всё пойдёт как по маслу, и жизнь наладится, и течение времени обретёт смысл, а главное — пути его пересекутся с путями того, кого он знал под фамилией Стивенса, и он наконец встретит врага. Встретит и отомстит.

В неволе буйная фантазия рисовала разные варианты того, как это может произойти. В своих мыслях Виталик встречал врага в метро, на митингах, на улице, на вокзале, в огромном торговом комплексе на Охотном ряду, даже на концерте Песен Сопротивления…

Однако на свободе его ждало испытание будничностью, и враг, кем бы он ни был, не торопился появляться на горизонте повседневной жизни одного из ранее судимых безработных жителей района Люблино.

А в мире было неспокойно. В Тунисе, а затем и в Египте начинались события, которые тогда уже назвали «арабской весной» — шли массовые волнения, как говорил Димка, и Виталик с ним соглашался, инспирированные извне. Но подоплёка этих событий не была ясна Виталику.

На тему происходящего в мире было бы интересно поговорить с Евгением, но он ещё в декабре уехал к себе в Одессу.

За те две или три недели, что Женя провёл в Москве, они крепко сдружились и в последние дни чуть ли не ежедневно ходили стрелять, а потом шли в пивной бар, где было всегда накурено, дёшево и шумно.

За годы отсутствия Виталика его любимый тир переоборудовали. Родные скрипучие ступеньки и покосившуюся дверь сменила яркая вывеска, вместо переламывающихся пневматических винтовок здесь теперь можно было упражняться в стрельбе из различных видов оружия с лазерным прицелом, а на месте старика с пульками сидел угрюмый накачанный бритый парень лет двадцати пяти, исполнявший одновременно функции кассира и охранника.

Женя с интересом, смешанным с уважением, наблюдал, как его младший товарищ с замиранием сердца берёт в руки оружие и целится в мишень, увлечённо восстанавливая отработанный до автоматизма, а потому почти не утраченный за прошедшие годы навык.

Черных умел стрелять, но уже в первый вечер, разводя руками, признал бесспорное превосходство Виталика.

В один из последних дней пребывания в Москве Женя поинтересовался, где можно недорого купить переходник для мобильного телефона на две СИМ-карты.

— На Царицынском рынке или на Савёловском, — ответил Виталик и подумал, насколько же он отстал от жизни, пока сидел — он даже не знал, что существует такая штука.

Сидя на троллейбусной остановке возле Савёловского вокзала, Женя разбирал и собирал своими огромными ручищами маленькую «Нокию», переставляя карты.

— Это мой основной номер, — пояснял он, — украинский, который на плюс тридцать восемь. А это ливийская «симка», на плюс двести восемнадцать. Пока не используется, но может пригодиться ещё.