Мария Донченко - Оранжевый туман

В бреду он, влюблённый в скорость, вновь и вновь давил на педаль и рвался вперёд по трассе навстречу обжигающему ветру, спасая лучшего друга от беды.

Но колёса оторвались от земли, чтобы больше её не коснуться, и Смерть простёрла над ним свои крылья, оставляя по ту сторону черты и больничную палату, и оперативников в коридоре с незаполненными бланками протоколов, и Москву со всеми её прокуратурами, судами и следственными изоляторами, и мягкий снег за окном, и Дмитровское шоссе.

И они его так и не догнали.

Любу Нецветову отпустили днём семнадцатого числа, ближе к вечеру, сохранив за ней статус свидетеля по уголовному делу.

Она шла к метро, спотыкаясь от усталости, и подошвы её сапог разъезжались на скользких каменных ступенях подземного перехода.

Разом изменившаяся, померкшая Москва распахнула перед ней двери метрополитена, в третий раз принимая её горе в переплетения своих подземных коридоров.

По характеру вопросов, которые задавали ей в течение этих двух суток, она поняла одно — Виталику удалось уйти.

Она действительно не знала, куда он мог скрыться, но тянула время для него на всякий случай.

Когда измотанная и обессиленная Люба вернулась домой, среди множества пропущенных вызовов на её мобильном не было звонков от Виталика. Не было звонков с незнакомых номеров — собственный телефон мужа, успевший разрядиться, лежал на столике в прихожей.

Люба была настолько утомлена, что даже не посмотрела новости. Она рухнула на кровать, сон сморил её, и лишь через несколько часов она проверила электронную почту. Впрочем, как выяснилось, проверь она почту сразу — это ни на что бы не повлияло, потому что в ящике было совершенно свежее, отправленное двадцать минут назад письмо от Виталика:

«Живой. В Киеве. Позже напишу подробнее».

Люба вздохнула с облегчением.

В этот момент зазвонил мобильный телефон, и она узнала о гибели друга.

Уже почти совсем рассвело, когда Виталик вышел к станции. Через три часа уходил ближайший дизель-поезд на Конотоп.

У Виталика не было карты. Он довольно слабо представлял себе, где находится он сам и где находится Конотоп. Он знал одно — что ему нужно как можно скорее уйти вглубь украинской территории, чтобы затеряться в толпе, уйти подальше от границы, где любой чужой человек бросается в глаза и вызывает естественные подозрения — а не пришёл ли он нелегально с российской стороны.

Торговки, уже выстроившиеся вдоль станции, меняли рубли на гривны по грабительскому курсу, но это сейчас не имело никакого значения. Ситуация была явно не та, чтобы ехать «зайцем» и бегать от контролёров в пригородных поездах, к тому же не зная местных порядков.

Поменяв деньги и взяв в кассе билет до Конотопа, Виталик решил отойти подальше от станции, в сторону леса. На улице было холодно, а Нецветов изрядно замёрз за ночь и не успел отогреться, пока покупал билет в маленьком натопленном здании вокзала. Отойдя от построек, он разминал утомлённое тело и прикладывал усилия, чтобы не заснуть.

Путь до Конотопа прошёл без приключений. Для чего-то судьба хранила Виталика на крутых поворотах земных дорог.

Там в зале ожидания он проспал почти весь день, пока ближе к ночи линейная милиция не выгнала его на улицу из здания вокзала вместе с бродягами.

На его счастье, он ещё успевал на последний поезд до Киева и прибыл в столицу незалежной Украины посреди ночи.

В Киеве была оттепель, и мокрые снежинки таяли в ладонях.

Коротая время до утра, Виталик заглянул в Интернет-кафе, но он слишком вымотался, чтобы посмотреть новости, и ограничился тем, что отправил короткую весточку Любе.

О том, что на Украине билеты на поезда дальнего следования продают без документов, он узнал случайно, блуждая по вокзалу и заглянув в кассовый зал.

Прислонившись к стене, Виталик наблюдал за очередью в круглосуточную кассу и заметил, что покупавший билет пассажир, мужчина средних лет с длинными украинскими усами, не предъявлял паспорта.

Это его заинтересовало, и он присмотрелся.

За мужчиной стояла женщина неопределённого возраста в тёмном пальто, с двумя закутанными с ног до головы детьми лет пяти-семи. Детям было жарко в тёплом зале, они непрерывно хныкали, и мать одёргивала их, но раздеться не разрешала, пугая воспалением лёгких.

Женщина долго пререкалась с кассиршей, чтобы ей дали нижние места, и обязательно в середине вагона, не у туалета, и чтобы нашли ей самый дешёвый вариант… Ехала она, кажется, до Львова, Виталик не запомнил точно, но билеты — один взрослый и два детских — она точно покупала без документов и даже фамилию не называла, это он отфиксировал.

Спрашивать Виталик не решился, чтобы не выдавать себя, но встал в очередь в кассу. Усталость валила с ног, он чувствовал, что силы его на исходе, и решил рискнуть — попытаться избежать продолжения путешествия на перекладных.

Перед ним в очереди стояла молодая пара, парень и девушка лет восемнадцати, они перешёптывались и хихикали. Как только они расплатились, Виталик с замиранием сердца подошёл к кассе.

— Один плацкарт до Одессы на ближайший поезд, — попросил он.

Грузная немолодая кассирша в форменной шапочке железных дорог Украины долго копалась в своём компьютере и наконец сообщила ему, что плацкартные билеты есть только на вечер восемнадцатого февраля, то есть ещё почти через восемнадцать часов.

— Только верхние боковые, — предупредила она.

Виталик устало кивнул и через минуту отошёл от кассы с билетом в руке.

Конечно, он вполне мог не застать дома вечного путешественника и международного авантюриста Женьку. Как припоминал Виталик, в конце осени тот собирался оставаться в Одессе не меньше чем до будущего лета. Но такие люди легки на подъём, планы у них могут меняться, а пользоваться телефоном Виталик в его положении остерегался — ведь всякое могло случиться за несколько суток, мало ли как могли следственные органы пронюхать, куда он направился, могли и послать запрос на его выдачу украинским властям… Впрочем, выбор у него был небогат. Точнее, если уж быть откровенным до конца и не лгать самому себе, выбора не было вовсе.

В Одессе снега не было совсем, зато потрясающе пахло морем, и Виталик не удержался — с вокзала он не поехал сразу к Женьке, а почти побежал на набережную.

Зачарованный, он долго стоял, облокотившись на белый парапет, и вглядывался в безбрежную даль, жадно вдыхая солёный морской воздух.

У ног его плескались волны Чёрного моря, которое он увидел впервые в жизни в неполных двадцать семь лет.

Ровно шумел прибой, и лёгкий ветер нёс к берегу ароматы.

Бескрайнее море отражалось в голубовато-серых глазах Виталика.