Мария Донченко - Оранжевый туман

Двадцать второго августа все телеканалы показали кадры «народного ликования» якобы на Зелёной площади — кадры, отснятые заранее совсем в другой стране, ради чего не поленились даже построить макет площади в натуральную величину.

Двадцать второго же числа замолчало ливийское телевидение — повстанцам удалось захватить телецентр, из студии которого до последнего выходила в эфир с пистолетом в руке ведущая Хала Мисрати. Информационное пространство оказалось под полным контролем демократов всех мастей, вещавших о победоносном завершении войны.

Вестей от Виталика и Женьки не было.

Двадцать девятого августа Люба получила СМС-сообщение с незнакомого номера, начинавшегося с ливийского кода — плюс двести восемнадцать:

«Vybralis is Tripoli. Ya zhivoy. Zhenya, skoree vsego, pogib. Napishu pozzhe. Vitalik».

Это была катастрофа.

Повстанцы наступали на столицу с запада, от Аз-Завии, с востока, от Злитена, и с юга, со стороны Гарьяна.

Но не они решили исход сражения.

У Джамахирии было ещё достаточно сил, чтобы защитить столицу.

Но в часы, когда, знаменуя начало операции «Рассвет русалки», с моря в Триполи высаживался натовский десант, из подполья вышла пятая колонна.

Командующий обороной столицы на западном направлении генерал Мохаммед Эшкал был подкуплен врагами заранее и позволил им беспрепятственно войти в город, о чём в открытую, не стесняясь, сообщали газеты уже в последних числах августа.

Удар в спину оказался смертельным для истекающей кровью страны.

Но, вопреки победным реляциям западных СМИ, Триполи всё же сражался.

Сжав зубы и огрызаясь огнём, теряя бойцов, армейские части и формирования добровольцев медленно, квартал за кварталом, отступали из центра к южным и юго-восточным кварталам, оставляя в центре очаги сопротивления.

…Потери были страшными.

К двадцать седьмому августа у Ахмада не осталось ни одной машины.

На окраине Абу-Салима ему удалось собрать двадцать два человека из числа своих подчинённых.

Связи с командованием не было. Молчал мобильный телефон. Молчала рация.

Около полутора суток тому назад, когда Ахмад в очередной раз пытался выйти на связь, по рации ответил чужой голос, который в нецензурной форме высказал всё, что думает об Ахмаде, его подчинённых и командирах.

Ахмад ответил неизвестному повстанцу в такой же манере и выключил рацию — в ней больше не было необходимости.

Решения оставалось принимать самому.

Это был его район, он знал здесь все улицы, переулки и дворы, и наверное, это до сих пор спасало Ахмада Гарьяни.

Но неизбежное близилось — из города нужно было уходить. Это был единственный шанс для оставшихся в живых. Повстанцы наступали на пятки, и времени на принятие решения не оставалось.

На совет он позвал старших по возрасту — Хасана Зарруки и Евгения Черных, но так, чтобы и остальные могли их слышать.

От улицы, где ещё слышались беспорядочные выстрелы, а возможно, это палили в воздух победители, их отделяла стена разрушенного здания. Несколько минут назад над ними пролетел вертолёт.

— Из города надо уходить, — сказал Ахмад.

Его слушатели понуро молчали.

— Сейчас нам отсюда не выйти, — продолжил он.

— А ночью? — спросил Хасан.

Ахмад покачал головой.

— До ночи нас обнаружат. Даже если разделимся на мелкие группы — у нас нет связи между собой… Но есть один вариант. Здесь неподалёку вход в старый коллектор. Он не используется. В одну сторону он ведёт к морю, а в другую — за городскую черту… Я лазил там в детстве. Это, правда, было давно. Если проход не затоплен и если нас не обнаружат крысы — мы сможем выбраться из города.

— А дальше? — спросил чей-то голос.

— Дальше будет видно, — хмуро ответил Ахмад. — Пока ставится задача выбраться из западни.

Нужный люк возле стены он нашёл практически сразу. Коллектор был затоплен примерно по колено, по крайней мере, здесь. Никто не знал, что ждало их в темноте подземелья, но наверху, под ярким августовским солнцем, их не ждало ничего, кроме смерти.

Она появилась из-за угла, с той стороны, откуда её не ждали, когда большая часть отряда уже спустилась вниз по металлической лестнице.

Замыкавший спуск Женька Черных, упав на землю, выстрелил в их сторону длинной автоматной очередью, и они скрылись за углом, но через несколько секунд появились снова…

— Все вниз, быстро! — крикнул Черных. — Все вниз, я прикрываю…

— Жень, как… — это был голос Виталика, он отзывался по-русски, уже из люка, за ним следом спускались ещё два человека.

— Вниз, чёрт вас побери! — хрипло кричал Женька с поверхности, и снова по-русски. — Виталик! Увидишь, брат, Любу, передай… А впрочем, ничего не передавай…

«Я слышу тебя», — хотел ответить Виталик, но крышка люка с грохотом захлопнулась снаружи, а впереди плясали неровные лучи карманных фонарей, и звучали резкие, торопящие команды Ахмада.

Люди бежали вперёд, хлюпая ногами по мутной жиже, не считая, сколько прошло минут, прежде чем позади легла полоса дневного света, обозначая, что люк открыли снаружи.

Бежавшие рухнули в воду. Но упавшая в люк граната разорвалась, подняв брызги, уже далеко позади них, метров за четыреста-пятьсот. Вскочив на ноги, они продолжили путь. Но их почему-то не преследовали и гранат больше не бросали.

Часа через три-четыре уставшие и мокрые бойцы выбрались на поверхность.

Над пустыней горело багровое закатное солнце, и вечернее тепло сушило промокший камуфляж.

— Снимаем все знаки отличия, — тихо сказал Ахмад. — Если повезёт, доберёмся до Тархуны и узнаем, куда ушли наши. Должны же они были куда-то уйти…

Захлопнув крышку, Женька укрылся за выступом стены и ещё некоторое время стрелял из-за него по повстанцам, не давая им приблизиться к люку.

Пули цокали по стене, осыпая вниз кирпичную крошку.

Где-то на другом конце Абу-Салима ещё перекликались выстрелы. Район продолжал сопротивление, хотя по сообщениям СМИ столица была уже дня три как полностью очищена от каддафистов.

— Ну давай, сука, давай, подходи, — шептал он по-русски.

Протянув время, он надеялся, что ему удастся укрыться в развалинах и дождаться ночи, чтобы с наступлением темноты попытаться уйти через тот же люк. Как в далёком девяносто третьем, отчаянно верил казак Женька в свою счастливую звезду, которая и теперь не даст ему пропасть.

Но крысы обошли дом с другой стороны. И даже увидев собственную кровь, Черных не почувствовал страха, а лишь удивился — как же так, неужели на этот раз ему, столько лет сражавшемуся за правду, изменила её величество фортуна?

Падая на землю, он удержал в руках автомат, не целясь, встретил ещё одной короткой очередью приближающиеся фигуры, и ещё услышал выстрелы с их стороны.