Виктор Дьяков - ВЗОРВАННАЯ ТИШИНА сборник рассказов

- Мама... мама! Не покидай меня!- продолжал кричать сын "пионерки", выбегая вслед за каталкой, на которой куда-то спешно увозили его мать.

- Что это он... вроде по-русски, а как нерусский кричит?- спросила Анна Ивановна.

- Наверное, фильмов с дословным переводом насмотрелся. Так по-английски кричат, когда кто-то близкий умирает,- пояснил сын.

Потом пришло известие – "пионерку" срочно оперируют... А ближе к обеду в палате появилась сестра-хозяйка и сняла с её постели простыни, наволочку и пододеяльник... Смерть "пионерки", ещё утром такой бодрой и полной сил, очень сильно подействовала на Лизу:

- Господи... что же это? Она же почти здоровая была? Как же так... неужто ничего нельзя было сделать, ведь здесь же больница, врачи,- в глазах осунувшейся за эти дни Лизы стоял ужас.

- Ну и что, что больница... Разве это больница. Раньше начальников лечили, теперь богатых. А нас вот ни тогда, ни сейчас... Надо ж, и здесь без очереди успела,- мрачно отозвалась Анна Ивановна.

- Они нас должны... Мы же всё жизнь на государство работали...- растерянно пыталась стоять на своём Лиза.

Сын сходил к лечащему врачу и вернулся о чём-то задумавшись.

- Володь, чего ты?- спросила его Анна Ивановна.

- Да так... Тут такие лекари... вон почти здоровую угробили,- без энтузиазма ответил сын.- Слушай, ма, я тут с докторшей поговорил... в общем высказал ей, что они всем больным одно и то же лечение назначают: капельница, таблетки да ещё физкультура эта. Говорю, не может же у всех всё одинаково быть, ведь инсульт инсульту рознь. А она мне, если хотите, чтобы вашу маму конкретно лечили, необходимо сделать компьютерную томограмму. Как ты на это?

- Что это такое?... Да ну её, бестолку всё...- Анна Ивановна закашлялась, и сын тут же приподнял ей голову.

- Да ты не беспокойся, это совсем не больно. Тебя датчиками к компьютеру подключат и все твои болезни выявят. После этого уже станет ясно как тебя лечить. Может, тебе вовсе не то надо, что прописали. И кашель твой совсем мне не нравится... А они наобум лекарствами пичкают.

- Дорого?- тихо спросила Анна Ивановна.

- Что дорого?

- Этот самый компютер

- Да ты не беспокойся об этом.

- Не надо, Володь, не тратьтесь... без толку это.

Но сын не придал значения возражениям матери... Пришла дочь, и была проведена как обычно гигиеническая обработка тела Анны Ивановны... Потом брат и сестра вышли в коридор и о чём-то стали совещаться.

- Лиз, а Лиз... это дорого... компютер этот?- обратилась Анна Ивановна к соседке.

- Точно не знаю... Моим тоже предлагали, но у них сейчас совсем денег нет.

- Не... мои рубахи посымают, а заплотят... Эээх... и умереть по-человечьи не могу...

Сын попрощался до завтрашнего утра... Анна Ивановна смотрела на него и тоже прощалась... Сын не заметил слёз в глазах матери, а, может быть, просто отнёс их на счёт её застарелой глазной болезни...

После ухода сына, дочь завела свою обычную ободряющую "песню":

- Ну что мы сегодня такие кислые?

- Сестру... Катьку не забудьте позвать,- вдруг слабым голосом напомнила Анна Ивановна.

- Куда... сюда, что ли?- не поняла дочь.

- Как хоронить будете.

- Ты что, мам, опять за своё?

- Замолчь, Лидка, слушай меня... В церкви отпойте... из моих денег заплатите, там хватит... А компютер не надо... я и так...

Анна Ивановна закашлялась. У неё ещё имелись внутренние силы, чтобы воспротивиться приступу... но она не стала бороться, наоборот старалась кашлять сильнее, помогая удушью. Потом "покатило" само, как водяной вал от прорыва плотины – кашель всё усиливался.

- Мама, мама!! Сестра... скорее!!- кричала дочь, пытаясь поднять голову уже задыхавшейся матери.

Последнее, что увидела Анна Ивановна, лицо дочери в слезах и шприц в руках медсестры. Укола она уже не почувствовала...

НЕОБЫЧНАЯ ИСПОВЕДЬ

- Это блажь, конечно, но ведь жить-то ему осталась неделя... ну от силы две,- искренне сокрушался тюремный врач, крупный, рыхлый, поминутно отирающий платком потную шею – вентилятор почти не освежал, а зарешёченное окно "дышало" жарким уличным воздухом.

- Совсем никакой надежды? – напротив врача, с другой стороны стола, хаотично заваленного всевозможными медкнижками, историями болезни, рентгеновскими снимками... сидел священник в полном облачении. Среднего возраста, среднего роста, средней комплекции... Если бы не ряса, крест на груди, бородка клинышком, внешне совершенно не примечательный. В отличие от врача он, во всяком случае внешне, стойко переносил жару, ни разу даже не отерев лба.

- Абсолютно. Как говорят в таких случаях, медицина бессильна. Процесс зашёл слишком далеко. Лёгкие у него слабые и обратился он поздно, да и, сами понимаете, возможности наши, увы... Жалко, парень вроде не плохой, не рецидив, первая ходка у него, по глупости с какой-то мелкой бандой связался,- продолжал сокрушаться врач.- И режим не нарушал никогда, а тут, как нашло на него. Хочу исповедоваться и всё. Мы сначала не реагировали, думали пошумит, да кончит. А он сильнее, забузил, суп на пол опрокинул, ругается. Усмирить хотели, да передумали, и без того чуть живой... Вот и решили вас побеспокоить.

- Каждый человек имеет право на исповедь, - произнёс священник и встал со стула.- Я готов, куда идти?

Для исповеди лучшего места чем изолятор не было. Больной лежал в нём один. Врач на всякий случай стал убеждать священника, что вероятность заразиться почти равна нулю, ибо процесс разрушения лёгких нетрадиционен, умирающий почти не кашлял и не выделял мокроты...

- Даже если бы он болел чумой, я бы всё равно его исповедовал, - спокойно, буднично прервал уверения доктора священник, направляясь в изолятор.

- Эээ... батюшка, надо бы халат одеть,- не очень уверенно сказал тюремный эскулап.

- Это обязательно?

- В общем да...- врач явно колебался.

- Я бы хотел без халата. Он должен видеть моё облачение...

В изоляторе, маленькой чистой, белой комнате было сравнительно прохладно. Стерильно-чистым, только бледно-жёлтым казался и человек лежащей на койке. Эта зловещая желтоватость особенно отчётливо проявлялась на ввалившихся щеках, тонкой кадыкастой шее и крупных костистых ладонях, лежащих поверх тёмно-синего "солдатского" одеяла. Неровно остриженная наголо голова казалась непропорционально большой в сравнении с очертаниями его явно "усохшего" тела. Глаза больного горели нездоровым лихорадочным огнём, как бы являя собой последний очаг жизни в этом обессиленном болезнью теле.

- Здравствуйте, сын мой... Вы хотели исповедоваться?

Когда священник входил в палату, больной даже не повернул в его сторону головы, неотрывно глядя в потолок. Когда же повернул... В его глазах читалось искреннее, неподдельное удивление. Видимо он, всё-таки, не верил обещанию администрации, что к нему, простому зеку, "мужику", "доходяге", вызовут священника с "воли".