Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2012)

До сих пор не могу понять, что им такого папа сделал.

Здесь все было вполне наглядно и удобно: слоги, прописи, картинки и некоторое количество прозы-поэзии, — как классической, так и на первый взгляд анонимной. Доложу вам, что иные стихи в этом букваре звучат сегодня как-то угрюмо-комично. Например, предлагая заучить «три десятка с лишком букв», кои должны стать «ключами ко всем хорошим книжкам», маленькому читателю за это пообещали оказаться однажды «и на морях и на седых вершинах»:

Найдешь ты храбрости пример

В своей любимой книжке.

Увидишь весь СССР,

Всю Землю с этой вышки.

Тебе чудесные края

Откроет путь от «А» до «Я».

Разумеется, советскому малышу было невдомек, что границы предполагаемых краев — суть пограничные вышки по контуру одной шестой. И не более того.

Некоторым буквам здесь были посвящены отдельные стихотворения. Вот на 107-й странице, ближе, как говорится, к концу алфавита, сообщалось:

Букв немало мы узнали,

Добрались до буквы Ц .

Есть слова, где Ц — в начале,

Есть слова, где Ц — в конце [19] .

Ну просто трататец какой-то, как говаривал мой школьный учитель по труду.

В предыдущих изданиях (перестроечный букварь вышел под «общей литературной редакцией академика АПН С. В. Михалкова») ностальгическая для многих книжка заканчивалась довольно милым стихотворением не то С. Прокофьевой, не то Г. Сапгира:

…И дорогому букварю я говорю:

— Благодарю!

Ты книга первая моя!

Теперь читать умею я!

На свете много книжек есть,

Все книжки я могу прочесть [20] .

Ну не все, конечно. До «всех» надо было некоторое время еще подождать.

Слова «букварь» и «азбука» (в значении учебного пособия для обучения грамоте) — синонимичны. Но вот с какого момента азбука начала становиться искусством, частью детской литературы, и прежде всего — поэзии, в какие стороны она развивалась?

Увы, даже авторитетное издание 1974 года — «От азбуки Ивана Федорова до современного букваря: (1574 — 1974)» [21] не дает четкого ответа на этот вопрос.

И все-таки: в какой же момент методологическое побраталось с прекрасным ?

В моем самом раннем детстве это случилось, наверное, когда мне доверили полистать (чистыми руками и без никаких карандашей!) толстые гизовские книги 1940 — 1950 годов выпуска. Это были, помню, переводы разных древних народных эпосов, «Витязь в тигровой шкуре» Руставели, «Анна Каренина» и тому подобные фолианты, оставшиеся от книжника-деда. Вообще-то поначалу на стопках этих книг я попросту сидел за обедом, так как без них не доставал до столешницы. Вероятно, специального, высокого детского стульчика, похожего на современное спортивное судейское место, у нас в тогдашнем обиходе попросту не было.

Удивительно, но самым интересным в этих книгах стали для меня не прекрасные иллюстрации великих художников, не Фаворский с Леонидом Пастернаком и Лансере, — но исключительно массивные буквицы, которыми открывались главы. Они были украшены причудливыми орнаментами, увиты лианами, мне вспоминаются и какие-то диковинные мифологические фигурки, плотно вплетенные во все это богатство.

Лучше других запомнилась буква «Д», — я даже решил для себя, что это бывшая «А», с которой случилось какое-то невероятное приключение.

Эти две буквы я сразу выучил накрепко.

А вот Маршак с его «Веселой азбукой про все на свете», с аистом и дятлом, который «жил в дупле пустом, дуб долбил как долотом», появился в моей читательской судьбе гораздо позже.

Сто десять лет тому назад в Санкт-Петербурге и Киеве вышло «Руководство к преподаванию по азбуке-картинке» опытного методиста и педагога Г. С. Левицкого. «Повторите с дитятей десять раз названия букв, и он не будет помнить ни одной — и только рассмотрите с ним десять картин, и он расскажет вам все их до одной, со всею их подробностию. Как рассматривание картин, так и беседы по ним ведутся дитятею с удовольствием. На другой, третий день он с таким же удовольствием будет рассматривать картины. Он не спешит к игрушкам. Таким образом, душою его в это время владеют картины!»

Стало быть, в моем случае «картинами» стали причудливо-нарядные буквицы.

Вскоре после того как Левицкий выпустил «Руководство к преподаванию…», знаменитый «мирискусник» Александр Бенуа приступил к эскизам своей будущей «Азбуки в картинах».

Работа длилась два года, и осенью 1904-го невероятно дорогое чудо книжной графики (ценою аж в 3 рубля!) вышло в издании «Экспедицiи Заготовленiя Государственныхъ Бумагъ» [22] .

Помимо создания и расширения ассоциативных связей между конкретной буквой и персонажами, представляющими ее на всем пространстве страницы, помимо обращения к воображению своего маленького читателя-зрителя, Бенуа обратился еще и к звуку .

Среди рабочих материалов «Азбуки» сохранился заготовленный автором словник: очевидно, именно записанные в нем слова должны были представлять в будущем издании буквы русского алфавита.

Так вот, для самой первой буквы алфавита не пригодились ни «Аполлон», ни «Ангел».

И заготовленная для буквы «Б» «Буря» — тоже не подошла.

«Азбуку» открывают «Арапъ» (причем театральный, стоящий с обнаженной саблею на подмостках и совсем не страшный) и жутковатая «Баба-Яга» (летящая в ступе над косматыми деревьями, под которыми тесно прижались друг к другу перепуганные сестренка с братишкой).

Очевидно, стараясь помочь ребенку в запоминании изображенной буквы, Бенуа подыскивал еще и такие слова, где она могла бы употребляться дважды. Нетрудно представить, как папы и мамы предвоенных, предреволюционных и еще вполне мирных лет рассматривали эти дивно изукрашенные страницы, усадив детей к себе на колени.

И повторяли вместе с ними вслух, хором: « А -р а п!», « Б а- б а-Я-га!»

Иногда Бенуа помещал на картине сразу два слова на одну букву («Городъ — Генералъ»), а для подкрепления рисовал дополнительные предметы, тоже начинающиеся на «Г»: гаубица, гренадер, госпиталь.

Но если вы подумаете, что город, генерал и весь сопутствующий им антураж в «Азбуке» были настоящие, «взрослые», то крепко ошибетесь.