Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2012)

— А, вы из “Аэрофлота”? — Девушка заулыбалась. — Здравствуйте, проходите... Меня папа предупредил...

— Только не “Аэрофлот”, — неожиданно для себя смутился, даже и полупоклоном ответил. — “АРТавиа”. Меня зовут Павел. Для вас заказана золотая карта клиента... Это очень хорошее предложение... Это означает, что в любой момент...

— Да не рассказывайте. — Ольга махнула рукой. — Мне-то самой, честно говоря, все равно — на чем летать, я-то не боюсь... А хотите чаю?

— С удовольствием. И все-таки я должен вам немного рассказать об услугах нашей компании. Ну хоть чуть-чуть. — И Паша развеселился тоже.

Дама на экране между тем меняла, как в стареньком калейдоскопе, парики, наряды, лица: в одних сценах она напоминала сегодняшнюю Гурченко, в других — Эльзу Леждей, в третьих еще кого-то, туманно плывя подбородками. И в самой этой утере лица было что-то заведомо трагичное. Ухо ловило забавный, не семидесятых совсем, выговор: фюр э р, р э йс, аэр о дром , а взгляды в сторону актриса кидала как-то нарочито, птичьи, а щурилась тоже... — в канонах разве что не немого кино. Когда она выходила из кадра, все становилось уж совсем картонным, неприличным и несостоятельным: фильм, конечно, ни о каких не о разведчиках. А о ее взгляде, повороте головы, подаче перчатки для поцелуя. О том, с каким шиком она захлопывает дверцу слезящегося в хляби “мерседеса”.

— Вам нравится Любовь Орлова? — чуть насмешливо даже спросила Ольга, перехватив взгляд Паши.

— Ну вообще — да... Но не в “Скворце и Лире”, конечно.

— Я тоже люблю Орлову. С детства. — И вдруг Ольга граммофонно и неожиданно похоже пропела: — “Диги-диги-ду, диги-диги-ду, я ис пущка в небо уйду!”

Паша от неожиданности чуть не рухнул с кресла, они долго смеялись.

— Но “Скворец и Лира” — это позор, — почему-то жестко продолжила Ольга. — В семьдесят играть девушку! Вон как она прячет лицо в букетик и оттуда разговаривает...

— А мне ее жалко, — вдруг сказал Павел, серьезно, внезапно для самого себя. — Вроде бы такая звезда, да? А что она играла? Всякую чушь, пляски-песенки... А тут — попытка хоть в старости сыграть какую-то серьезную роль. Они же с Александровым не виноваты, что в шестидесятые, семидесятые годы... ну, их выбросило из реальности, что ли.

Паша немного интересовался советским кино и запоздало сейчас испугался, что понесло его на “умные разговоры” в совершенно не той обстановке и ситуации. Но увидел внимательные глаза Ольги. Она его рассматривала как впервые.

— Ну почему — не виноваты? Здесь со стороны Александрова — элемент карьеризма в какой-то степени. То он снимал, а то не снимал по десять лет. Зашиб денег, построил дворец, и все, кино больше не нужно. Взялся на старости лет вот за это позорище: наверное, деньги на книжке кончились, ага. А Орлова, по-моему, все-таки была не такая...

Ольга говорила все это с таким неожиданным жаром, а Павел не мог не поймать в этой пламенной речи “дворец” да “деньги”: а сами они сейчас — где сидят?..

— А я вот Александрова и Орлову уважаю за это, за то, что они взялись за этот фильм, — рубанул Паша. — Дерьмо получилось (простите...), но — уважаю. Вот они как раз и могли сидеть на этой, как вы говорите, сберкнижке. А они все-таки решились на этот фильм. Они как умирать пошли в искусство. Они же все на это бросили — имя, легенду, здоровье, не знаю... И все проиграли, кстати. Но главное — рискнули. Орлова-то, она сколько делала операций, сколько всего, строила красоту, и все в эту топку, под лампы, под килограмм грима... И после этого и заболела и умерла.

— Просто переход души на пленку! — сострила Ольга и правильно сделала, потому что и Паше к концу его монолога захотелось чем-то сбить патетику — как сбивают температуру.

— Да вы рыцарь, — Ольга улыбнулась, — защитник прекрасной дамы...

— Старой дамы, ага. Я просто уважаю людей, у которых есть цель. Ну мечта — как угодно! Какой-то главный стимул, ради которого можно всем рискнуть и... все отдать. Наверное.

Он поскучнел.

С золотой карточкой было покончено. Чай не выпит. И Ольга даже спустилась его проводить:

— Спасибо! Так, честно говоря, неожиданно, что такие интересные люди... — Она запнулась.

— ...Бывают курьерами! — расхохотался Павел.

Ольга протестовала и тоже смеялась. На том и расстались. Прэлестно.

Ну, беседы беседами, а “интересным людям” тоже надо как-то выбираться из элитных поселков: Павел не догадался, а точнее, как-то не собрался вызвать такси из особняка Львова (пришлось бы еще задерживаться, сидеть) и теперь ошарашенно выпал на идеальную асфальтовую ленту меж заборов и брел по ней до самой трассы. Идеально и мертво: ни звука, он ощущал, как за ним следят камеры. Был он тут — или не тут? — в относительном детстве, когда только началась мода на коттеджи. Все стояло серое, цементное, пустое, и даже детские площадки во дворах походили скорее на строительные. Но тогда было не тихо, а буйствовали до блевоты волкодавы в этих самых дворах.

В тот день, 19 февраля 2007 года, в Красноярске аварийно сел “Боинг-757”, следовавший рейсом Красноярск — Москва. Как сообщило РИА “Новости” в пресс-службе авиакомпании “КрасЭйр”, на борту находились 136 пассажиров. Сразу после взлета сработала сигнализация отказа кондиционирования. Командир корабля принял решение возвращаться в красноярский аэропорт Емельяново. Никто не пострадал.

Пострадал Паша — от невызванного такси, от непойманной попутки, от горячечного тусклого света в маршрутном “пазике”, подобравшем его — одинокого — на промышленных окраинах, когда галстук давно уже стал как хомут. “Пазик” катил под какими-то научно-фантастическими, от пышной серебристой изоляции, трубами, послушно тормозил перед узкоколейками, наполнялся рабочим людом, и было так нелепо, что час назад спорили о горностаевой Орловой из фантастических киношных дворцов, в более скромном, но и более реальном дворце... Свет в “пазике” тускнел и разгорался в зависимости от скорости, Паша чувствовал: еще чуть-чуть — и заболеет, поэтому звонку из “цивилизации” внезапно обрадовался. Звонил Игорь.

— Приезжай, а? — Игорь был каким-то жалобным. И, понизив голос: — Тут Даниле плохо.

— Заболел, что ли?

— Не совсем... Давай приезжай.

— Сейчас. — И Паша постарался сориентироваться в пространстве. Уже въехали в город. И он перепрыгивал по маршруткам, с одной на другую, стремительно, как Кинг-Конг в Нью-Йорке.