Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2013)

На склоне под большими кедрами стояла избушка. Освещенная утренним теплом. Пот заливал глаза, в спину припекало солнце, которого он сегодня еще не видел. Он подошел, унимая дыхание и вытирая мокрый лоб, поздоровался, потрогал красноватые, ошкуренные бревна и, повернувшись лицом к пройденному пути, устало шлепнулся на порог. И ошалел и задохнулся от восторга.

Он не знал, что так высоко забрался. Под ним далеко внизу извивалась скалистая долина Аргута. Заросшие лесом хребты, как кони к воде, склонялись в долину реки. По верхам и ущельям лежал снег. Горы были так близко, что казалось, их можно погладить по темной кедровой щетине. Из-за этого Венька сам себе казался кем-то большим, равным окружающему. Ощущение было наглое, но сильное и кружило голову. Противоположный берег Аргута, далекий отсюда и хорошо видный, резко вздыбившись от реки крутыми скальниками, выполаживался в альпийские луга и, будто приглашая погулять, вел спокойными травянистыми склонами к отвесным скалам у самых белых вершин. Все это было очень, очень близким. Венька мысленно толкался от своего склона и расправлял крылья…

Он сидел, улыбался, вспоминал, как задыхался и изнемогал в первые дни. Как проклинал и золото, и свое упрямство, но почему-то все-таки шел. Он начинал понимать, что его тащило сюда, что давало силы. Там внизу, откуда он поднимался, в прозрачных березняках и густых пихтачах тоже было красиво… И он в который уже раз вспоминал умные, прищуренные хитро глаза Палыча. Ох, дед, все ты знал. И мысленно обнимал старика и гладил его по старой спине.

Надо было обустраиваться, но ему хотелось подняться выше. Ближе всего был снеговой хребет слева. В самой высокой его точке группка рыжеватых останцов замерла на фоне голубого неба. В лучах солнца они казались золотыми. И он пошел.

Довольно быстро, полдневными верхами, где снега не было, прошел одну долинку, спустился в другую и потом долго поднимался в гору. Он так устал, что уже и не очень понимал, что делает. Кусок хлеба, который утром сунул в карман, давно кончился, в желудке сосало, в ботинках хлюпало, штаны почти до пояса были мокрые. Венька вышел на самый верх, к скалам, которые вблизи оказались совсем не такими худенькими и не такими рыжими, но каменными и холодными, сел на какой-то сухой густой кустик, отдышался, ботинки вытряхнул.

Горы золотились в закатном солнце. Огромная снежная страна хребтов, пиков и долин простиралась вокруг и вдаль, желтела вершинами в уходящих лучах, чернела ущельями и лесными склонами внизу, где солнца уже не было. Здесь, наверху, дул ветер, но он, очарованный, не ощущал холода, глядел и глядел… И чувствовал себя полноценной частью этого мира. Он имел такое же право быть здесь, как и эти горы, этот рассыпчатый розовеющий снег под ногами.

И силы, совсем уж было иссякшие в нем, были снова в нем, он пошел вниз. Напрямую, туда, где ночевал сегодня. Шел, опасно широко шагая, как будто летел, иногда спотыкался и съезжал по снегу, вставал с неизвестной до того уверенностью и радостью в душе, снова шагал и улыбался. Солнце зашло, небо на востоке стало лиловым, белые вершины мутнели и погружались во тьму. Он знал, что ночь застанет его в дороге. Он не боялся этого.

Утром у Вени все тело гудело. Он полежал, слушая, как маленький ручеек за стенкой, рукавчик от речки, радуется наступающему ясному дню. Вылез из спальника. Солнце спускалось по склону горы и вот-вот должно было осветить его поляну. Взял полотенце и пошел на речку, где солнечные зайчики резвились уже по ряби воды.

Веня, поеживаясь, разделся до пояса, зачерпнул ледяной воды и прижал ладони к лицу. И не узнал его. Сквозь щетину проступали скулы. Он мылся, радостно щупал ребра и окрепшие мышцы спины. Живот еще был, конечно, но ремень уже переехал на четвертую дырочку. Вытерся, зачерпнул прозрачной воды в котелок и пошел собираться. Он решил жить в той верхней избушке.

Перед избушкой по краям поляны толпились пушистые молодые кедры. Над ними и дальше по всему косогору стоял старый, высокий и просторный кедровый лес, местами из травы торчали замшелые камни, а иногда и остатки скал. Но главное, отсюда, прямо с порожка, был такой соблазнительный вид, что он, сбросив тяжелый рюкзак, опять долго сидел и смотрел на горы, мысленно подкладывая белый лист под какой-то вид. Пачку ватмана и какие-то детские акварельки Палыч сунул ему в рюкзак в последний момент. Про себя думал, про золото, представлял, что завтра уже можно начать. Сразу всего хотелось: поработать лотком на ручье, ватман к мольберту прилепить и попробовать, что за акварельки… или просто посидеть и посмотреть на горы. Все было хорошо, все было счастьем. Вспомнилась вдруг московская квартира — там он тоже был свободен… Дальше думать не стал, затряс головой и зашел в зимовье.

Венька подмел в избушке, сжег в печке мусор, разобрал рюкзак, вещи разложил. Долго колдовал и устраивал продукты. С ними получалось не очень. За первую неделю слопал в два раза больше, чем рассчитывал, но он не расстраивался — по мере того как втягивался в работу, аппетит убавлялся на глазах. Да и горы переставали быть чем-то страшным — рядом росли поляны дикого лука, цвела земляника, прошлогодние шишки были полны кедровых орешков, и, если что, можно было сходить к алтайцу. Ему было весело. Это была легкая-легкая свобода, какой он не знал никогда, — его абсолютно не тяготило прошлое и он ничего не загадывал вперед.

К вечеру у Вени все было в порядке. Всю цивилизацию — банки консервные, обрывки полиэтилена, пластиковые бутылки собрал вокруг избушки и спалил на костре. Дров заготовил, суп сварил из тушенки. В избушке было жарко, он распахнул дверь, сел на крылечке и потянул в себя черную прохладу ночи, запахи сухой травы и кедров. На Большую Медведицу уставился, огромную и яркую, выползавшую из-за хребта. Она была на одном уровне с ним. На черном небе, усыпанном звездами. Луна еще не выбралась из-за горы, и белые вершины по горизонту будто изнутри светились мягким, непонятно откуда взявшимся мерцанием. Их спокойные ясные силуэты, острые черные тени и лунные долины манили. Веня застыл от неведомого, влекущего и страшноватого чувства, поднявшегося в душе. Прямо почувствовал, как плечи начинают выворачиваться в огромные крылья. Он испуганно взялся за косяк двери, наваждение тут же прошло, только ноги отяжелели, но Веня на всякий случай поднял обе руки и потрепал себя по колючей макушке. Потом плечи потрогал…

Утро Венька проспал. В окошке было уже светло, когда открыл глаза. Впервые за все время в горах он проснулся не от холода. Он повернулся на бок, устраиваясь поудобнее и собираясь по старой привычке покемарить еще, но вдруг резко сел на нарах. Посидел хмурый, взял полотенце и пошел к ручью. Это был небольшой бочажок с прозрачной, ледяной водой, на дне которого бился пульс родничка. За ночь поверхность затянуло тонкой, невидимой корочкой льда. Венька умылся, сел на краю на травку.