Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2013)

Татары существовали в нашей жизни где-то рядом. Но однажды мой сосед по парте зловещим шепотом сообщил мне страшную тайну о том, что Сашка Абдыев, оказывается, татарин. Я не поверил: Сашка, безобидный молчаливый двоечник Сашка, который всегда добродушно улыбался, — Сашка — татарин? Но когда мне тот же источник сообщил, что сам лично на перемене видел в забытом учительницей классном журнале, что в графе “национальность” у Абдыева написано “татарин”, пришлось поверить. Новость мгновенно облетела весь класс — все стали оборачиваться в Сашкину сторону и сочувственно ему улыбаться, а Сашка сидел и улыбался в ответ — он всегда улыбался. И вдруг нам стало ясно, почему Сашка двоечник, — да потому что он татарин! Были в классе и другие двоечники, но они были двоечники нормальные — двоечники, потому что двоечники, как, впрочем, и Сашка до сих пор, — зато теперь... Не знаю, кому в этот момент что думалось, но на перемене каждый подходил к Сашке и давал ему кто конфету, кто яблоко, а кто еще чего — Сашка брал и улыбался. А вскоре выяснилось, что и Сашка Сальников тоже, оказывается, татарин, но эта новость никого не всколыхнула и никто ему ничего не дал.

А в пятом классе к нам перевели Насурлаева, (татарина), то ли из детской колонии, то ли из тюрьмы для малолетних, то ли еще откуда. Его в очередной раз оставили на второй год, поэтому он был старше нас, выше нас и сильнее нас и мы его очень боялись, потому что говорили, что он может позвать банду и нас всех изобьют. Насурлаев сидел на последней парте, громко разговаривал и мешал учителям, но учителя ему не делали замечаний, потому что тоже боялись его банды, которая и их могла запросто избить, особенно зимой после второй смены (мы учились в две смены), когда на улице темно, а фонари не горят, потому что насурлаевская банда их всех перебила. Как у всех хулиганов, независимо от национальности, у него была манера отбирать у нас деньги на большой перемене, что, собственно, нам не нравилось, но не давать их ему мы боялись. Родители опосредованно знали о сборе “дани” этой “татарве”, но ничего сделать не могли, потому что здоровье детей ставилось выше попыток “свержения ига”. Поэтому мы очень обрадовались, когда Насурлаев серьезно заболел и его увезли в больницу, в которой работала Нин Васильна, и я слезно умолял ее делать Насурлаеву больные уколы или дать пургену.

Про тряпичника мы вначале думали, что и он татарин, а он оказался цыганом. Цыган мы тоже боялись: они иногда разбивали шатры рядом с городом, ходили в цветастом одеянии по подъездам, просили денег или попить. Говорили, что цыгане воруют вещи из квартир, поэтому все их гнали куда подальше, а подальше было в шатры, но они все равно постоянно возвращались. Помню, выхожу я из квартиры, очищая апельсин, а пролетом ниже сидит классическая цыганка: увидела меня и говорит: “Сынок, дал бы апельсинчика!”. Я испугался и пулей вернулся в квартиру — вышла тетя Лиза и стала на цыганку кричать, цыганка поднялась и ушла, а потом во двор пришел тряпичник. И чего мы думали, что он татарин, наверное, привыкли уже так думать, вот и думали. Причем когда мы про него еще не думали, что он цыган, то мы кричали просто “тряпичник, тряпичник!”, а когда про то, что он цыган, стали думать, то, приближаясь к нему, обязательно напевали по-цыгански “ай-нэ-нэ” и били себя в такт ладонями по пяткам. Тряпичнику выносили тряпки — он их взвешивал специальными весами, которые назывались казавшимся нам неприличным словом “безмен”. Взамен тряпок можно было получить прыгающий на резинке мячик, куклу из тряпок или пугач — предел мечтаний: за него нужно было много тряпок отдать — до сих пор не понимаю, как тряпичник узнавал, взвешивая весами с якобы неприличным названием мешки с тряпками, в каких из них лежат для веса кирпичи, вытаскивая оные и тут же перевешивая к вящему неудовольствию желавшего заполучить пугач за минимальное количество тряпок и в результате получавшего только мячик. При этом тряпичник никогда не ругался, не называл нас обманщиками — он всегда все делал молча, вероятно, он русского языка не знал, хотя это вряд ли, такого быть просто не могло, как нам тогда казалось.

Когда кому-нибудь из нас удавалось заполучить большую партию тряпок и хватало не только на сам пугач, но и на патроны, настоящие, из пороха, мы шли докорять Ериных. У Ериных (не татары) было одиннадцать детей и мать-пьяница (про отца ничего не было известно), жили они в “Стекляшке” — так назывался дом, на первом этаже которого находился магазин, получивший в народе название “Стеклянный”, потому что весь его фронт представлял собой стекло с пола до потолка. В “Стекляшке” можно было выпить сока в разлив из стеклянных конусов, а взрослым — красного вина, посему там часто собирались рабочие после смены, перебирая на ладони мелочь и высчитывая, сколько граммов им нальет Быканова, — эта фамилия была написана на табличке рядом с соками. Еще Быканова делала молочные коктейли из пачки пломбира, стакана молока и ложки сиропа. Там же продавались кукурузные хлопья, сладкие и несладкие, кофе- и какао-брикеты, которые можно было грызть, шипучка — порошок для растворения в воде, рядом с магазином стояли автоматы с газированной водой с сиропом и без. Вот в каком доме жили Ерины. Говорили, что чтобы накормить детей, мать наливала им в большой таз кефира, они садились вокруг таза и дружно этот кефир хлебали. Мать их иногда приходила к Нин Васильне с просьбой дать взаймы десятку, при этом она клялась, что непременно отдаст. Нин Васильна давала, зная, что мать Ериных никогда не отдаст, так оно и выходило. А докорять мы их ходили не потому, что их мать брала взаймы деньги и никогда не отдавала, а потому что они ели кефир из таза. Докоряние проходило следующим образом: надо было зайти за “Стекляшку”, встать перед еринским балконом, палить из пугача и орать “Ерины, Ерины!!!” до тех пор, пока кто-нибудь из взрослых не прогонит. Тогда шли в “домовушку” покупать пирожки, после чего, жуя и чавкая, сравнивали сегодняшнее докоряние Ериных с предыдущими и давали ему соответствующую оценку.

“Стекляшка” выходила фасадом на второе озеро, оно отделялось от первого горбатым мостом, а от третьего — железнодорожным, по которому ходили поезда скорые, товарные и электрички. Когда проходили длинные товарные составы, на стеклянной полке в серванте всегда дрожали рюмки, потихоньку скользя к краю, чтобы упасть, — их нужно было постоянно поправлять — но однажды не успели — и дзынь! — упала и разбилась рюмочка, а длинные товарные составы, не обращая на это внимание, все шли и шли, но ночью это спать не мешало, хотя окна выходили на железнодорожный мост, очевидно, так организмы тогда были устроены — вот и спалось.