Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2013)
- Название:Новый Мир ( № 4 2013)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2013) краткое содержание
Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/
Новый Мир ( № 4 2013) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Ничего удивительного, — говорит мама, — Талина внучка. Он тоже был необыкновенно способный. Тетя Надя могла им гордиться. Неуравновешенный, правда…
“Замечательных успехов добился бетонщик Куйбышевского строительного управления Ульяновского треста товарищ Горошкин, — сообщает радио. — Изменив процесс установки анкерных болтов…”
Не странно ли? — столько лет живу на свете и до сих пор не знаю, что такое анкерные болты. Нужно спросить у папы.
Пятое декабря. Занятий нет, всенародный праздник — День Сталинской конституции. Тетя Шура Ананьева зовет меня к телефону. Ольга Ожанова. Предлагает идти в Тимирязевский парк кататься на лыжах.
— Двадцать пять градусов, — напоминаю я.
— Ты что, мороза боишься?
— Боюсь. Носы отморозим.
— Не отморозим, поднимем воротники и шарфами лицо замотаем.
— Это я однажды уже слышала — шарфом замотаю. Потом целый месяц нос был коричневый.
— У тебя, что ли?
— Не у меня, у подруги. К тому же у меня и лыж-то нету.
— О лыжах не беспокойся, Корабельские у нас свои оставили.
Ладно, была не была.
В парке красиво — мороз и солнце. Красиво и потрясающе тихо. Волшебная хрустальная тишина. Лицо пощипывает от холода, но ветра нет. Белочки, которых тут тьма-тьмущая, сегодня не показываются, попрятались в своих гнездах. Наверно, накрылись хвостами и спят. Людей тоже почти не видно, лыжня присыпана снежком. Мы идем не спеша, Ольга впереди, я за ней. В такую погоду нельзя торопиться — задохнешься. Двигаться, в общем-то, легко, лыжи приятно скользят по жесткому насту.
Мы делаем полный круг по парку и выходим на Часовую улицу. Ольга живет в хорошем многоэтажном доме довоенной постройки, разумеется, как и мы, в коммунальной квартире, но ее мама уже записалась на отдельную двухкомнатную квартиру в писательском кооперативе, который будет строиться тут неподалеку. Папа поначалу тоже записался, на трехкомнатную, и его даже выбрали председателем кооператива, но мама сказала, что у нас и так никогда нет денег, это безумие, мы не можем позволить себе роскошествовать и покупать кооперативы. Возможно, хоть и не признается в этом, все-таки надеется, что Фадеев сдержит свое слово и выделит нам квартиру от Союза писателей. Папа не стал спорить: “Как угодно, Нинусенька. Если тебе так дорого соседство Шишкиных и окончательно сдуревшей Елизаветы Николаевны, пожалуйста, можешь и дальше им наслаждаться”.
Мы пьем горячий чай, а Алиса Львовна сидит за письменным столом, заваленным книгами и рукописями, — работает. Она общительная женщина и всегда рада подругам дочери, охотно рассказывает нам о том, над чем трудится в настоящий момент. Ее романы — это в основном художественные биографии знаменитых людей. Она так много знает, но при этом, как ни странно, интересуется нашим мнением. А что мы можем сказать? Мы даже не слыхали ни этих имен, ни названий. Какие-то трамовские драматурги, “Сатирикон” Петрония, комедии Плавта, фаллический космос, шекспировский контраст между монологическими паузами и молниеносными драматическими буйствами... Голова пухнет.
Алиса Львовна, так же как мой папа, родилась в Киеве, но в семнадцать лет поехала учиться в Ленинград. Потом вместе с Ольгой оказалась в блокаде, но им посчастливилось, в конце сорок второго их благополучно вывезли по Дороге жизни через Ладожское озеро на “большую землю”. Ольга ничего этого, конечно, не помнит, зато Алиса Львовна помнит: справа и слева рвались немецкие бомбы и снаряды, машины вместе с людьми проваливались под лед, вода клокотала и становилась багровой от крови, но им удалось проскочить.
А пятью годами раньше, в тридцать седьмом, арестовали и расстреляли ее мужа, известного филолога и драматурга Адриана Фаддеевича Зелинского. Обвинили в шпионаже и диверсии.
— Скажите мне, какую диверсию может замышлять переводчик Аристофана, Еврипида и Менандра? — вопрошает Алиса Львовна таким взволнованным дрожащим голосом, как будто все еще надеется отменить чудовищный приговор.
Я не могу догадаться. Ничего такого не приходит в голову. Может, поменял древнегреческие имена на старогерманские? А может, от прокуратуры не требовали разъяснений?
— Избиение творческой интеллигенции как раз и явилось той кощунственной диверсией против своего народа, которая привела нас к нынешней трагедии! Духовным оскоплением нации.
— Ничего, ты быстро утешилась, — фыркает Ольга. — Нашла замену своему ненаглядному.
— Не тебе, моя милая, меня судить, — протестует Алиса Львовна. — Ты еще не побывала в моей шкуре. Жареный петух еще не клюнул.
— Вот именно, что мне! — не уступает Ольга. — А кому же? Домоуправу?
— А ты что хотела? Чтобы я записалась в монашки?
— Хотела спать спокойно! Не слушать, как вы скрипите кроватью.
Неприятный поворот разговора. Весьма досадный и скандалезный. Но встать и уйти тоже как-то неловко.
— И добро бы просто привела нового мужика, это еще можно понять, а то ведь таскала одного за другим, всякую шваль, кого ни попадя.
— Насчет швали ты преувеличиваешь, как правило, это были приличные люди, либо писатели, либо редактора, — уточняет Алиса Львовна. — К сожалению, действительно в большинстве своем женатые. И потому не задерживались надолго. Что делать? Мужчин в нашем поколении в десять раз меньше, чем женщин. Кто погиб, кто расстрелян, кто сгнил на Колыме.
— Правильно, ты ни в чем не виновата, виновата Советская власть.
— Я этого не сказала и никогда не скажу! — восклицает Алиса Львовна пылко. — Революция была для нас всем. Мы были одержимы ею, вдохновлены этой бескомпромиссной схваткой с косностью, с подлым, липким лицемерием, готовы были все положить на алтарь революции…
— Вот и положили. Чего теперь скулите?
— Работали по двадцать часов в сутки! Адриан Фаддеевич считал необыкновенно важным нести знания в массы, обогащать народную душу, и при этом всегда утверждал, что и сам очень многому научился у рабочего класса. Он говорил, что именно пролетарское сознание помогло нам вырваться из душного, затхлого мирка, опутанного старой идеологией, старыми чувствами, старой моралью.
— Да уж! — Ольга наливается краской и аж задыхается от возмущения. Мне становится страшно за нее. — Насчет морали — это в самую точку. Ты на всех парусах неслась навстречу передовым веяньям, без удержу сокрушала предрассудки и условности, — захлебывается она словами. — Меняла хахалей чаще, чем трусы.
Она нездорова, с ней что-то не в порядке.
— Не лги! — возмущается Алиса Львовна. — Я прожила с Адрианом Фаддеевичем двенадцать лет и ни разу не изменила ему не только в постели, но даже и в помыслах. И он, я уверена, тоже был верен мне.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: