Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2013)
- Название:Новый Мир ( № 4 2013)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2013) краткое содержание
Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/
Новый Мир ( № 4 2013) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
И значит, роман, скорее, антихипповский.
От хипповской молодежной тусовки через собрания у «олдов» — с благовониями, сложными экзотическими наркотиками, гипнотизирующей музыкой и разговорами об истине и вере — к более пространному контексту: духовная интеллектуальная жизнь Москвы 70-х: художники-авангардисты, писатели и философы и разного рода «странные люди», с собственным, иногда весьма экстремальным духовным поиском. Все эти собрания, квартирники и «тусовки» пересекаются, противостоят друг другу, клубятся и разрастаются. Очень много музыки и еще больше разговоров — и о музыке, и о религии, и о, конечно же, истине. «Интеллигентский» роман.
Любовная линия, страдающая некоторой истеричностью и сентиментальностью. Две женщины, как водится: одна постарше, другая помоложе. Первая демонична, вторая — падший ангел. Ангел гибнет. На смену приходит другой ангел, не менее падший. И вот среди всего этого: музыки, книг, разговоров и о том, и о другом, среди наркотиков, алкоголя, секса разного рода — движется герой с его чистой и непримиримой душой, ищущий себя и собственного себе места. Пьер Безухов своего рода: ничто ему не подходит: и секс и наркотики ничуть не более, чем восточная или православная мудрость (и музыка).
И герой отправляется странствовать — в старинном русском смысле. Вот тут-то ему и открывается истина. Через природу, одиночество. И через встречи с людьми. Эта часть романа самая интересная и напряженная. А один эпизод следует признать просто гениальным (возможно, невымышленный). Герой в доме крестьянки. У нее сын почти дебил, не говорит, мало что понимает, к контактам не способен. Но наделен абсолютным музыкальным слухом. В сарай ему местные стащили разные железяки, какие только нашли. Железяки висят, стоят, лежат. А почти немой мальчик лупит по ним двумя прутиками и извлекает потрясающие ритмы и мелодии, соотносящиеся с достижениями знаменитых музыкантов. «У него нет разума, одна душа», — формулирует герой.
Катя Капович. Вдвоем веселее. Рассказы. М., «Астрель», 2012, 380 стр.
Прекрасная проза прекрасного русско-американского поэта.
Мысль из прозы Кати Капович, приписанная поэту Евгению Хорвату (небольшая повесть о нем завершает книгу): «Дело не в обилии событий, а в интенсивности переживания каждого из них». Словно бы рефлексия на ее собственную прозу.
Иногда возникает вопрос: а из чего она вообще сделана? Словно бы из воздуха, которым дышат герои. События обыкновенные, зато огромна интенсивность их переживания. Вспышка памяти, сцена (или несколько сцен), не все досказано, но отчего-то каждая деталь важна, а обычное преображается в странное. Это уже другая реальность, не совпадающая с исходной. Фрагменты (мозаика) и эпизоды, их мерцания (и вот уже они навсегда остались запечатлены), которые связываются, складываются в единый и очень целостный русско-американский мир без границ (а там еще и Молдавия, Кишинев). Это ни в коем случае не эмигрантская проза (тем более не об эмиграции). Автор — дома во всех трех географических ипостасях.
И поди попробуй их перескажи.
Молодые американские поэты (и среди них — русский) едут после выступления, в машине беседуют, и на нескольких страницах успевают отразиться все страсти, прошлые, нынешние, ими владеющие...
Американский мальчик тоже едет: в школьном автобусе на экскурсию в город, близ которого развернулось решающее сражение времен гражданской войны. Что ему это сражение? И вот уже готов и его характер, и его семьи (мать, отец, их мучительные странности), и американская история сквозит в почти неподвижном сюжете.
Другие американские мальчики строят планы убийства: один нелепее другого и все немного страшные.
Американец любит мулатку, в конце концов она уходит от него... Да, отличительная примета ее — шестой палец на руке, и почему-то это особенно важно.
У героини-рассказчицы были часы, потом их украли... Кто? Есть подозреваемые: вор в законе, живущий по соседству; зашедший в гости журналист... Кстати: часы возвращаются к героине.
Как в другом рассказе, где герой все мучается, как бы объясниться с мужем любимой женщины, и решается, и выглядит нелепо, а у него есть большая ценность, ксерокопия листов «Улисса», и вдруг выясняется, что она некогда принадлежала этому самому мужу. И отчего-то это приобретает почти трагическую важность...
Сюжеты (с их то бытовой мистикой, то драматическими конфликтами) могут быть более экзотическими, менее; тут все дело в деталях, в переживании происходящего и в концентрации его на небольшом повествовательном пространстве. И в неожиданном образе, вроде того окурка, что дотлевал в пепельнице, как закат... А граница между мемуарным и сочиненным, как между Россией и Молдавией, Молдавией и Америкой, оказывается размытой. Принцип стихотворения, преодолевающего исходный смысл ради почти неуловимого, не поддающегося анализу, едва связанного с предшествующим ему, прототипическим, — в большей степени, чем это обыкновенно для прозы.
Сергей Дигол. Старость шакала. Повесть. — «Волга», Саратов, 2012, № 11-12.
Произведения Сергей Дигола всегда напоминают мне пасьянсы — сложится, не сложится — из тех сложных пасьянсов, которые столь же мучают, сколь и затягивают.
В повести два главных героя: директор Центрального рынка и недавно откинувшийся из зоны старый щипач (карманник) — тайный недоброжелатель директора, работник его (по «специальности») и невольный читатель его романа-трактата. Потому что директор рынка еще и пишет, и несколько сохранившихся глав из его сожженной, как второй том «Мертвых душ», книги в повести приведены. Прочие герои: цыганки, рыночные реализаторы, охранники, врачи (и не только тюремные), воры, мошенники, покупатели...
Написать повесть о современном криминалитете (на примере одного отдельно взятого рынка в отдельно взятом Кишиневе), в нравах и конфликтах которого отражаются болезненные процессы страны, — замысел не вполне обыкновенный, но понятный и простой. Распад воровского общака, гибель одних авторитетов и явление новых, шакалы — вместо волков и, стало быть, шакальи законы — вместо волчьих и т. д. Когда б ни странности и необычности персонажей. Дигол пишет, кажется, ради почти садистского удовольствия приписывать героям странные черты, поступки и обстоятельства, которых у них и быть не может.
Престарелый щипач выходит на волю и попадает в мир, которого не ожидал. Чувствует себя потерянным, изгоем и отщепенцем. Переживает и рефлексирует. Думает о собственном достоинстве. Страдает из-за того, что вынужден продаваться и отрекаться. Получается, что вместе с новым миром (не лучше прежнего) рождается в герое новый человек, не равный самому себе и не знающий, что с собой таким делать. Профессиональный карманник больше всего напоминает здесь русского интеллигента, всегда ненавидевшего советскую власть («Долой коммунистов!» — с таким лозунгом лез прежде персонаж в карманы сограждан — юмор Дигола) и вдруг очнувшегося и без коммунистов, и без себя прежнего.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: