Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2013)

Deus, venerunt gentes! [2]

I

То ли легенда, то ли быль. Апостол Петр покидает «развратный Рим», но на пустынной дороге видит при свете луны идущего навстречу человека, в котором узнает Христа. На свой вопрос «Quo vadis, Dominе?» («Куда идешь, Господи?») слышит в ответ: «Иду в Рим на новое распятие».

Виртуально сцена могла бы повториться и сегодня. Европа охладевает к христианству. Процесс этот начался давно, но особенно интенсивным сделался в последние сорок лет. Веха здесь — 1968 год, культурная революция.

Более всего христианство утрачивает кредит среди различных элит, в первую очередь среди работников культуры, но и в народной толще идет на убыль. Процент регулярно (еженедельно) посещающих храмы очень невелик во всех странах (исключение — Ирландия и Польша, где таковые пока еще составляют большинство). Постепенно отпадает от Церкви крестьянство Южной Европы, считавшееся «последним резервом» католицизма. Приор монастыря в Бари (Италия) Энцо Бьянки пишет, что сорок лет назад итальянская деревня соизмеряла повседневную жизнь с колокольным звоном. В то, кажущееся уже почти средневековым время три человека — священник, учитель и врач — «все объясняли» людям; теперь «все объясняет» телевизор. «Исчезла тишина и с нею прежнее тайное знание жизни» [3] . Редко звучит сельский колокол, и мало кто к нему прислушивается.

Но если считать «победителем» секуляризм, то никакого «торжества победителей» здесь нет. Напротив, секулярная Европа неуклонно движется к упадку. Краем «упавших крыльев» назвал ее еще В. В. Розанов. Скоро будет сто лет, как Освальд Шпенглер и Карл Краус почти одновременно заговорили о «закате Европы». И за все эти годы не произошло ничего такого, что противоречило бы их вердикту.

Для многих наших соотечественников такой вердикт кажется невразумительным; для них Европа — «парадиз», часть планеты, лучше всех других «оборудованная для веселья». Сами европейцы в большинстве своем не утруждают себя печальными думами. Европа, говорит Мишель Уэльбек, «знать не хочет о своем неблагополучии, ему подавай иллюзию беззаботности, сладкий сон, мечту; оно утратило мужество и не может посмотреть правде в глаза» [4] .

В свое время коллега Уэльбека по литературному цеху Виктор Гюго писал о «жеманстве вырождения», имея в виду «упадок, преподнесенный так, что его и не узнать» [5] . Нынешний процесс вырождения «перехитрил» все предыдущие. Если, например, в эпоху упадка Рима, с которой нынешнюю эпоху нередко сравнивают, бросается в глаза деградация материальной культуры — разрушение дорог и акведуков, сокращение торговли т. п. — то сейчас, наоборот, с материальной культурой все в порядке. По-прежнему идут в рост наука (преимущественно прикладная) и технология. Философ Гийом Фэй в статье «Упадок как судьба» предлагает свое объяснение происходящего: «взрывное умножение технологий» создает впечатление, что западная цивилизация «как будто сошла с ума: ее мозговой центр проваливается (implose), тогда как периферия взрывается (explose)… Смысл улетучивается, а формы становятся все более пустыми… Это похоже на пролиферацию раковых клеток» [6] .

В зеркалах, которые ей подставляют Право или Здравоохранение или Бытовая культура, Европа выглядит пристойно (и даже может служить образцом для других стран, включая наше отечество), но в некоторые другие зеркала ей лучше не смотреться.

Убийственный аргумент, железно подтверждающий концепцию «заката», предоставляет демография: Европа вымирает, и это касается всех ее народов без исключения. И ничто не может остановить этот процесс и обратить его вспять. Если только не произойдет какой-то радикальный культурный переворот.

Похоже, что европейская цивилизация не доживет даже до 2200 года, на который указал Шпенглер как на последний год ее существования. Пессимисты считают, что не доживет даже до 2100-го.

Но если европейская цивилизация подвержена общему закону подъема и упадка цивилизаций, то это никоим образом не относится к христианству, которое выше любых цивилизаций (о чем полвека назад почти одновременно писали Арнольд Тойнби и о. Георгий Флоровский), как бы тесно ни было оно с ними связано. Подтверждение тому мы видим уже на переходе от античности к Средневековью. После принятия христианства императором Константином в 313 году оно стало государственной религией Римской империи и, казалось, накрепко связало себя с нею, почти не выходя за ее пределы. Но с вторжением варваров Церкви пришлось заново приобщать к христианству массы населения и строить цивилизацию Средних веков, радикально отличную от античной.

А что мы видим сегодня? Если Европа охладевает к христианству, то в свою очередь и христианство как будто охладевает к Европе. Остается малозамеченным, что в последние годы оно распространяется со скоростью лесного пожара в обширных регионах планеты: в Африке южнее Сахары, в Китае и некоторых других странах Юго-Восточной Азии; сохраняет оно свои позиции в Латинской Америке (только католичество здесь отчасти вытесняется протестантством). Более чем когда-либо распространяясь «вширь», христианство становится по-настоящему мировой религией.

Ну а в самой Европе сохраняется «остаток» верных (несколько процентов регулярно посещающих храмы), которые могли бы сегодня подписаться под каждым словом Клоделя (см. вынесенное в эпиграф).

II

«Землей надежды» папа Бенедикт XVI назвал Африку, имея в виду ее южный лист (картографический термин), иначе говоря, Черную Африку. Удивительное дело: длительное господство колонизаторов на континенте и усилия целой армии миссионеров дали относительно скромные результаты: в начале 1960-х годов (это время ускоренной деколонизации) число христиан составило 30 — 35 миллионов (не считая коптов в Египте и эфиопов — те и другие сохраняли свою веру издревле). Но как раз с тех пор число крещеных быстро пошло в рост и сейчас приближается к полумиллиарду, а может быть уже и превысило его. Только в джунглях в глубине континента и кое-где на западе еще сохраняется первобытный анимизм, но, вероятно, его исчезновение — вопрос времени.

Ислам, давно утвердившийся на севере Африки, в последние десятилетия тоже интенсивно распространяется к югу от Сахары, но все-таки не так успешно, как христианство. По данным, приведенным интернет-журналом «Ouest France» в статье «Равенство христиан и мусульман» (имеется в виду, что равенство выходит, если считать по континенту в целом), число мусульман за период с 1900 по 2010 год выросло в Черной Африке с 11 миллионов до 234, но число христиан за то же время — с 7 миллионов до 470 [7] . «Линия фронта» со смешанным христианским и мусульманским населением проходит от Чада на запад до Сьерра-Леоне, а также в Судане и местами в Юго-Восточной Африке. Кстати, она может превратиться, а кое-где и сейчас уже превращается в реальную линию фронта.