Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2013)

Сашка-на-сносях оседлает тему детских желудков. К столу — уместная приправа. Ванечка, тряхнув челкой, отзовется: o:p/

o:p /o:p

Когда избыток будет клизм, o:p/

Тогда объявят коммунизм! o:p/

А после электрификации o:p/

Придет эпоха дефекации... o:p/

o:p /o:p

Староверчик подавится шпротиной, которая поскачет по столу прямехонько к плачущей от смеха Марусе, а Вадик, привстав с тостом, заметит, что детей выгонят из школы, когда они начнут петь стишки на торжественной линейке. «А пусть гово’ят, — спасет положение Ромушка, — что они будущие фа‘мацевты!» Ванечка прибавит: o:p/

o:p /o:p

Ведь долгий и мучительный запор o:p/

Не есть ли вашингтонский заговор? o:p/

o:p /o:p

Ну конечно, деткам тоже хотелось послушать, как дядя Ваня был уборщиком за слонами. Вы не думали, сколько нужно самоотверженного труда, когда прослабит слона? Умилительная профессия. Но ведь более чистая, чем доцент марксистских наук? o:p/

o:p /o:p

Когда грустил великий Карла Марл, o:p/

Ложился рядом с Женни Карла Марл. o:p/

Бывало, что к ним Энгельс прилегал... o:p/

Смеялась Женни, Карл шептал: «Нахал». o:p/

Зачем шептал? Ведь в опытах таких o:p/

Резвее будет, если на троих. o:p/

o:p /o:p

Гоготали, спорили (Староверчик почти двинул Вадику), пели — а Ванечка пьянел от музыки! — требовали от Маруси стихов — и она прочитала все-таки «Воробушка» Катулла на латинском (только лицо побелело) — «...голос у нее, как шу’шание камушков в Тиб’е», — дохнул мне Ромушка — годом ранее он привез каждому голыши из вечной реки — взамен гривенников, которые швырял туда за нас, — «Все мне друзья, кто любит того воробушка», — прошептала Маруся: o:p/

o:p /o:p

Passer mortuus est meae puellae, o:p/

Passer, deliciae meae puellae o:p/

Quem plus illa oculis suis amabat [2] . o:p/

o:p /o:p

А соло Сильвестра Божественного? Массируя нос, он пропел стихотворение «Религия» — через двадцать лет его напечатает профессор Кембриджа Эндрю Могилевски, предпослав суховатым эссе о многотрудных путях христианской поэзии, — но впервые звучало оно за столом у Аполлонова, из-за рядка мерзавчиков, стопариков, чекушек, пузырей и даже покамест блюдущих супружескую верность косух, из-за одинокого джентльмена-боттлмена с красным вепрем на горле (улов Ромушки), под хрюканье Староверчика (щекотала Сашка), под храп Вадика в качалке, под визги отпрысков Сашки — «где тубзик?» — в беззаботной, солнечной, райской, русской, родной, легче воздуха Пьянландии : o:p/

o:p /o:p

Что такое религия? Внуки Адама, узнайте: o:p/

Для поэтов она — облака, o:p/

Для гонимых — сестра их надежда, o:p/

Для больных, одиноких, для тех, o:p/

У кого ничего больше нет, — она пластырь, o:p/

Где мед Богородицы. o:p/

А теперь, псы безбожные, — лайте! o:p/

o:p /o:p

Дальше помню только концерт: Тратата... Бзинк! Тратата.. . Бзинк ! Ванечка (с клоунской улыбкой) стучал вилками по тарелкам, Ромушка тряс сахарницу — чем не кастаньеты? — если не рассыпать, Вадик, ошалелый Вадик — продрал глаза и, сориентировавшись, прошелся чечеточником — чики-чик! чики-чик! — он когда-то на танцплощадках Сокольников чики-чикал под взвизги романтических девушек, Староверчик бил кочергой о ведро с углем — и оттуда выползала диетических размеров тучка, Сашка-на-сносях надула шар и проткнула иголкой — вот аккорд! И даже Сильвестр, растянув щеки, гудел в пустую бутыль шампанского. Какая разница — что нет звука? Главное — братство. o:p/

Мы были счастливы. Мы — ликовали. o:p/

o:p /o:p

4 o:p/

o:p /o:p

Давние воспоминания (как бы они ни проявлялись на фотопленке памяти) надежнее подкреплять просто фотопленкой. Я дорожу фотографией Маруси на веранде Курочкинского дома. У Маруси — чуть насмешливые глаза (снимок делал Ромушка — а он порывался ухаживать за Марусей), величавые руки на подлокотниках плетеного кресла (про кресло кричали, что Ванечка тащил его на голове девять километров из партийного пансионата) и, конечно, обязательная шаль, тем более, что на обороте снимка указан месяц — ноябрь того же, 1978 года. Это значит, что Ванечка уже парил на своем бесе над Курочками, над Москвой, над Константинополем, над Землей обетованной. o:p/

Что ему оставалось, если Марусина благосклонность ему обетованна не была? Так, во всяком случае, думал он. А если и чувствовал, как от нее бежит электричество, то ведь тут же чувствовал, как она гасит его. Позже мы прознали, какая у ее супруга, у Утина с кислым носом, была метода удерживать Марусю — тихую Марусю, кроткую Марусю, образцовую жену Марусю — легко, что ли, болел ее бледный Митенька? (это старший) просто, что ли, было объясняться в арбатской школе из-за толстоватого Алешки (младший), когда он расквасил аккуратное лицо внука министра Громыки? Пожалуй, только Ванечка был в восторге — когда ему рассказали — он трубил от счастья: «Вот вече Новгородское! Вот удаль рассейская!» — «Думаю, Иван Варламович, — поскрипывал Утин, — юмор здесь не уместен. Мы можем быть далеки от политических пасьянсов (пауза, покрут головой влево-вправо, продолжает удовлетворенно), можем выбрать механизм социальной индифферентности (покрут головой), но причем тут рукоприкладство? Жить не по лжи (покрут головой, удовлетворенно) — что ж, под этим нельзя не подписаться. Но главный аргумент — слова, я бы уточнил: веские слова. О таком подходе (легкий поклон) я много дискутировал с Классиком (покрут головой — все поняли?). Тогда и произойдет (чуть тише) либерализация (быстрый, быстрый покрут) системы». Вы понимаете — спрашивали его глаза за очками — почему я имею право быть старше супруги-красавицы на девятнадцать лет? Можно и в возрасте быть орлом. o:p/

Имя Утина когда-то стояло седьмым в списке после Твардовского. Пятнадцатым после Пастернака. Умел припомнить, что его тетке — утонченнейшей Ариадне Васильевне Порк — Игорь Северянин посвятил стихотворение — Утин читал его, вскидывая нервную пясть: o:p/

o:p /o:p

Нежна, снежна, больна, балладна, o:p/

В Москве царила Ариадна! o:p/

Быстра, стройна, электро-ладна, o:p/

В Москве искрилась Ариадна!.. и т. д. o:p/

o:p /o:p

Почему Маруся вышла за Утина? Неделикатный вопрос. Сплетничали, что Валерий Григорьевич Утин был другом семьи Розенов. Сначала приглядывал за девочкой-молчуньей, после заглядывался на девицу с мечтой в глазах. И вообще — добавляли — он хорошо сохраняется: гантельки, эспандер, нажимал на воду минеральную, выучил шведский зачем-то в пятьдесят лет (но память, следовательно, юношеская), завкаф, докнаук — что вам еще? — кстати, рукастый — чего не скажешь про белоручек-интеллигентов — сам перебрал движок в боготворимой им «Победе», сам зубным порошком начищал бампер. o:p/

Но я навел точные справки: про дружбу с семьей — вранье. Насколько я могу судить о характере отца Маруси — язвительном инженере, строителе мостов, Александре Александровиче Розене (которому при его фамилии приходилось просчитывать в своих сооружениях двойную прочность, тройную гарантию) и матери — Екатерине Алексеевне, урожденной — ни много ни мало — Олсуфьевой, — Утин не был их героем. Розен-старший, например, терпеть не мог пайки, судки, казенные дачи, коллективные заезды, пятичасовые юбилейные заседания, пиджаки с орденами, пижамы санаторные, — которые высыпались на коллег из сталинского рога-изобилия, при условии, конечно, если их не согнули в рог бараний. Дело не в характере, а — он постукивал себя по нагрудному карману кожаной куртки — в блокноте с цифирью. Если с ним спорили, надменный Розен предупредительно соглашался: «Считайте...». Только нервный тик (прыгало веко) мог выдать: было не просто. Два раза (сначала в 37-м, потом в 1949-м) руки на него чесались. Похоже, находилась более важная лапа, если он не расстался с родными навсегда. o:p/