Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2013)

— В ней фуз есть, — говорит уже бывший хозяин «Форманты». — Для рубилова — само то. Что играть-то собираешься?

— Рок, — слегка растерянно ответил Дробов.

В глазах у стареющего парня грусть. То ли тяжело расставаться с гитарой, то ли еще что… И на прощание он желает:

— Удачи! — словно отправляя Дробова в путь, который мало кому удается пройти.

…Дробов приподнял тяжелые, словно суток двое не спал, веки, посмотрел вперед — за лобовым стеклом ряды машин, ползущих со скоростью гуляющего человека… Хорошо, что хоть так. Бывает, встанешь и стоишь десять минут, пятнадцать, полчаса. Потом кто-нибудь самый нетерпеливый вылезает из машины и идет вперед узнать, что там случилось, и, возвращаясь, сообщает рыдающим голосом высовывающимся водилам: «Опять авария!». Или по радио узнаешь, что ДТП, и пробка образовалась такой-то протяженностью, и загруженность трассы десять баллов. И ни вбок, ни назад, ни машину не бросить. Сидишь и ждешь. Обязательно где-нибудь отчаянно «скорая» завывает, крякает полицейский автомобиль. От бензинового дыма болит голова, хочется пить, есть, хочется в туалет…

Но сейчас двигались. Медленно, то и дело приостанавливаясь, но покрывали эти драгоценные метры Третьего транспортного кольца… Саня ворчал, что надо было все-таки по Рогожскому валу и там через Новоспасский мост… «Хотя наверняка тоже забито. Блин, ловушка, а не город».

Дробов поддержал вздохом.

…Он дембельнулся в мае девяносто второго. Сразу пошел по друзьям — по тем, с кем два года назад учился играть на гитаре, мечтал собрать группу. С этой мыслью и пошел — теперь уже не мечтать, а действовать.

Один из друзей еще служил в армии, двое превратились в мелких бандитов и не помнили ни о каких гитарах, ни о группе. Еще один друг поступил в институт и учился с упорством взявшегося за ум дебила… Вообще, встречи с друзьями не получились — друзья стали другими, говорили на каком-то другом языке; Дробову казалось, что он пробыл вдали от Москвы не два года, а лет десять…

Ребята в группу собирались постепенно. С Андреем, соло-гитаристом, Дробов познакомился на концерте «Мамонов и Алексей», с барабанщиком Пашей, у которого была смешная фамилия Гусь, органично превратившаяся в погоняло, — на пивном празднике, с Максом, который стал басистом, в музыкальном магазине на Арбате.

Первое время просто встречались, выпивали, выясняли, кому какие группы нравятся, что бы сами хотели играть. Андрей показывал свои тексты, Дробов — свои. Корявенько пели их под акустику и объясняли, как видят их в инструментале.

Долго искали место для репетиций, собирали Паше ударную установку (первоначально он обладал лишь рабочим и тарелкой)… Сравнивая свои мытарства с воспоминаниями рокеров семидесятых-восьмидесятых, Дробов видел, что ему с парнями теперь, во времена свободы, куда труднее. В восьмидесятые довольно легко можно было устроить базу в каком-нибудь ДК; в Питере и Свердловске были рок-клубы, в Москве — рок-лаборатория, а теперь… Нет, всяческих студий появилось немало, но за них нужно было платить, владельцы видели в музыкантах коммерков, решивших разбогатеть, лабая песенки, а не идейных, не собратьев…

Каким видел в двадцать лет Добров свое будущее? Конечно, видел себя человеком, живущим музыкой, музыкой зарабатывающим. И ничего сверхъестественного — вон сколько групп вокруг, и мест для выступлений становится все больше и больше. Повсюду клубы.

Несколько раз родители заводили разговор, что нужно бы их Леше поступить в институт, ну или в училище, на худой конец. «Необходимо иметь профессию». Тогда Дробову, сутками сидящему в своей комнате с гитарой — учился играть, поставив маленький усилитель на минимальную громкость, — эта мысль казалась дикой. А он чем занимается? Как раз и приобретает профессию.

Лето прожил на родительские деньги и на то, что ему выдали, когда увольнялся из армии (даже вот «Форманту» удалось купить), а ближе к осени все-таки устроился на работу. Курьером в одну парфюмерную фирму. Возил по Москве документы, какие-то свертки… Работа, конечно, доставляла мало радости, но в ней был андеграундный дух (Цой кочегаром работал, Майк сторожем, Мамонов лифтером, а я — курьер), да и некий протест: все вот стремятся зарабатывать, пробиться наверх, он же демонстративно не хочет этого. Точнее, конечно, хочет, но не так.

К тому же это очень напоминало фильм «Курьер», и Дробов тогда часто говорил почти с гордостью: «А я курьером работаю. Как в фильме. Ну а вообще-то я музыкант».

После курьера (фирма закрылась, исчезла в одночасье) стал грузчиком на хлебозаводе рядом с домом, потом — грузчиком в мебельном магазине, развозчиком газеты «Из рук в руки», пробыл расклейщиком объявлений недели две, снова грузчиком — в типографии на Валовой улице. Затем начался период экспедиторства…

К работе Дробов и ребята из группы (а они тоже зарабатывали на жизнь подобным образом) относились как к чему-то вынужденному, второстепенному. Главным была группа. А она развивалась с трудом.

Три раза в неделю собирались на репетиционной базе (базы были разные, но все в подвалах, бывших котельных, на складах), играли по нескольку часов за небольшую плату. Но что значит — играли… С полчаса уходило на то, чтобы барабанщик прикрутил свои тарелки, установил хэт, педаль бочки, а гитаристы — разобрались со шнурами, отрегулировал звук, подстроили гитары. Обязательно кто-нибудь опаздывал.

Когда все было готово, вспоминали, что делали на прошлой репетиции. И опять кто-нибудь забывал свою партию, смотрел в записанные два-три дня назад аккорды и морщил лоб: «Блин, как я это играл?». После нескольких таких случаев стали фиксировать мелодии на кассетник (у Андрея была маленькая «Легенда»), но и это помогало слабо — главное оказывалось не в аккордах, а в ритме, частоте… Особенно изматывали споры во время создания новой песни. У каждого были свои предпочтения, хоть и близкие к общему направлению, но, когда это доходило до деталей, становящиеся существенными.

Ударник хотел темпа «под „Эксплоитед”», басист — партий для себя «как у Лемми в „Моторхэд”», соло-гитарист настаивал на том, что играть надо как «Дэд Кэннедис», а Дробов, ритм-гитарист, все песни хотел видеть близкими к его любимым «Студжис» (как раз тогда на фирме «Антроп» вышли две пластинки этой группы) и продвигал такой стиль — вязкий, ритмичный, с тягучими соляками… И хоть в итоге удавалось приходить к чему-то среднему, придумывать оригинальные мелодии, но каждый раз этому предшествовали споры, экскурсы в историю мировой музыки, ссоры, беганье за выпивкой…