Виктор Пономарев - Записки рецидивиста

Вечером я пришел в барак, познакомился с Николаем. Это был мужичок пятидесяти лет, но выглядел старше. Мы с ним поговорили, попили чайку, я сказал ему, что с ним буду работать. Потом я ушел в телевизорную.

Лагерная жизнь началась. После мордовского «Бухенвальда» Яшкульская зона показалась мне чуть ли не домом отдыха.

На другой день я вышел на работу. Сделал себе ножницы для загибки сетки. Коля работал как метеор, я за ним не поспевал, а он только улыбался и говорил:

— Ничего, Дим Димыч, пристреляешься и меня еще обгонять будешь.

В перерывах садимся с Колей отдохнуть и разговариваем за жизнь. Сам он из этих мест. Сирота с детства. Во время войны отец Коли работал председателем колхоза, а здесь бандитствовал Калмыцкий кавалерийский корпус по уничтожению коммунистов. Один раз они наскочили в поселок, отца поймали и убили вместе с матерью.

— Вот так я остался пацаном-сиротой, — закончил Коля свой невеселый рассказ.

— А у меня, Коля, наоборот: коммунисты расстреляли родителей, когда приходили к власти в Прибалтике. Хоть и разные у нас с тобой судьбы, но дорога оказалась одна, оба за колючей проволокой пашем на коммунистов, — сказал я своему напарнику.

У Коли было слабое сердце, и как-то его свалило прямо на работе. Инфаркт миокарда — такой был приговор медиков. Я приходил, навещал Колю в санчасти. Месяца через полтора он поправился, вышел на работу и один раз в откровенной беседе он мне сказал:

— Я тут, Дим Димыч, кушаю с одним человеком, у него пятнадцать лет срока. Картежник он заядлый, играет и все время проигрывает, и все мои ларьки забирает на расчет.

— Кто он такой? Как звать? — спросил я.

— Юра. Он откуда-то из Сибири.

— Ладно, Коля, вечером я приду разберусь с ним, — сказал я.

Вечером я пришел в барак, познакомился с этим Юрой.

Был он высокий, крепкий на вид парень, но морда его мне сразу не понравилась, какая-то тупая, дебильная и вся в прыщах и угрях. Я взял это мурло за ворот куртки и, цедя слова сквозь зубы, сказал:

— Ты сколько, падла, будешь доить старика? Играешь? Играй свой ларек. А Николая не трогай. Он с больным сердцем пашет, как лошадь, и все время на баланде, забыл, что такое ларек. И чтобы у нас с тобой на этот счет больше базара не было, если не хочешь с отрезанной башкой ходить. Не фуй делать, прирежу, как собаку.

И я ушел из барака. На другой день мы пришли с работы, а этого Юры в бараке не оказалось. Мужики сказали, что он выпрыгнул в «петушатник» (место сбора всех опущенных и отверженных). Не знаю, что на него подействовало: или мое обещание голову отрезать, или попал в безвыходное положение.

Коля очень удивился, когда узнал про Юрку, а я сказал ему:

— Если бы ты не платил за него, он бы уже давно в «петушатнике» кукарекал. Значит, там его законное место.

Как-то на плацу была вечерняя проверка. После нее мы отрядами строем по пятеркам под духовой оркестр делали обход вокруг плаца. Так принято в этой зоне. И только после этого круга почета отряды расходятся по локалкам. Я шел в своем отряде в последней пятерке и вдруг слышу крик на весь плац:

— Дим Димыч, после проверки приди в восьмой барак!

Я узнал голос Халила. Он вернулся из больнички и узнал, что я здесь. Вот и не удержался, чтобы сразу не позвать.

Когда все разошлись по баракам, я подошел к калитке, где стоит «повязочник» (охранник), дал ему пачку сигарет и сказал:

— Мне надо в восьмой барак пройти.

— Подожди, Дим Димыч, немного. Сейчас офицер уйдет с «телевизора», и тогда пойдешь.

Посреди зоны стоит штаб, а на втором этаже под большим стеклом сидят надзиратели, ДПНК. Это и есть «телевизор». Я подождал немного, повязочник открыл калитку, и я пошел в восьмой барак. Стол в бараке уже был накрыт, за ним сидели авторитеты и пожилой калмык по кличке Бабай. Это был самый уважаемый человек в зоне. Халил сразу протянул мне кружку с «Тройным» одеколоном. В зоне он идет чуть ли не за напиток богов. Я выпил, запил чифирем, закусил шоколадными конфетами.

— Ну, Дим Димыч, рассказывай, как у тебя там, у белых медведей, жизнь была, какие там порядки? — сказал Халил.

— Какие, Халил, медведи? Я их там близко в глаза не видел. Они, говорят, все на юг перекочевали в калмыцкие степи. А там я их только во сне видел да в кино «В мире животных». Здесь надо ловить белых медведей, — пошутил я, и вся кодла умоталась от смеха.

— В этом случае, Дим Димыч, только ты можешь проканать за белого медведя. Тогда считай, что мы тебя поймали, — сказал Халил, — вызвав у всех новый приступ смеха.

Потом вкратце я рассказал братве о своей жизни в Мордовии на особом режиме. Все слушали меня очень внимательно, потому что не сегодня-завтра каждый из них мог оказаться на Севере. Из Яшкульской зоны часто уходят этапы на север. Да еще слух прошел, что Яшкульскую зону будут разгонять, а на ее месте ЛТП будет.

«Сучий парламент» (администрация) Яшкульской зоны в целом был неплохой, не сравнить с мордовским, откуда я пришел. Начальником режима был майор Контарев. Вид у него всегда бесподобный. Сам высокий, под метр девяносто, руки длинные, голова и лицо продолговатые, как морда у коня. Носил он яловые сапоги самого большого размера, причем их носки слегка задраны вверх. Когда кум идет по плацу, то кричит на всю зону, глядя по обеим сторонам:

— Будете нарушать, я вам такое устрою, всю жизнь будете меня помнить. Половину в БУР загоню, а остальных лес валить отправлю. Помните это!

Зеки на плацу только: «Ха-ха-ха».

— Смейтесь, смейтесь, потом выть будете, как волки!

Покричит майор так, покричит, и на этом дело кончается.

Мы понимаем, это он шумит больше для понтовства, а так он человек хороший, редко кого наказывает, и то за дело. Несмотря на всю его внешнюю нескладность, жена у него была прямая противоположность: невысокого роста, пухленькая и, как куколка, красивая. Мы ее иногда видели, она тоже в зоне работала в бухгалтерии и иногда в зону заходила. Зеки у нас все знают, говорили, Контарева сюда из Алтайского края прислали.

Как-то на вечерней проверке обход на плацу делал сам «хозяин» подполковник Коблев. Шел он не спеша и внимательно осматривал каждый отряд. Проходя мимо нашего отряда, он увидел меня, я стоял в последней пятерке, остановился и сказал:

— Пономарев, два шага вперед.

Я вышел.

— Вас здесь не обижают?

Меня несколько ошеломил такой вопрос.

— Да нет, гражданин начальник, — ответил я.

— Я, Пономарев, не осужденных имею ввиду, а отрядного, — добавил «хозяин».

— Нет, начальник, не обижает. Мы с ним хорошо живем.

— Так вот, Пономарев, расскажи этим людям, как на Севере лес валят и какое там небо в клеточку, а друзья в полосочку. Обязательно расскажи, чтобы думали немного. Становись в строй, — сказал Коблев и пошел дальше.