Гай Давенпорт - 1830

Однако стихи свои я заимствовал у мира звезд. Огонь Германии — это свечение дымящихся каровых озер, лунный свет в тумане, двусмысленная духовность их философии. Германский ум обитает в глубинах подобно Ундине и обладает когтями подобно Мурру. Как дома он чувствует себя в ночи, ему снится его жизнь, и живет он в своих сновидениях.

Огонь же арабских звезд холоден и далек, и существует он в бессчетных лабиринтах замыслов, в чудовищах, выхваченных остриями света, в туманностях, в утраченных вселенных мерцающей звездной пыли, в мертвых лунах.

Сказав, что столетие станет веком огня, я, повидимому, думал как о германском пламени духа, ревущем в материи, так и об арабском огне гораздо более тонкого горения, различимом далеко не всеми. Не фон Харденберг ли первым проник в подлинную природу света, когда предпочел переселиться в ночь? Ночь ведь — не только полумрак земной, падающий наружу, в пространство, подобно конусу тени.

Она также устремлена внутрь и вниз земли и человека. Он свою ночь обрел в гротах морских, и богиней его, при всем его благочестии, была русалка. Хладный пламень ее чешуи станет знаком этого столетия.

Неужели я действительно сказал все это князю Потемкину?

В нашей первой беседе по моем прибытии в Санкт-Петербург он говорил об электричестве и локомотивах, о водяном паре и часах. Не сможет ли электричество породить общественную справедливость?

— Ваши рабы в Виргинии, наши крепостные здесь, в Московии, говорил он, разве машины не освободят их от труда?

Мы обнаружили разломанную Цереру в ту минуту, когда начался век. В первые три года столетия мы также нашли разбитую Палладу, загубленную Юнону и ярчайшую из всех четырех потерянных скиталиц — разорванную Весту.

Паллада. Афина, разумная. Она выжила в нас, словно под сенью какой-то ужасной ненасытной птицы — вороны гуннов или обычного ворона готов. А Веста и Юнона, невеста и мать — мы отыскали их знаки. Знаки, знаки.

Что за предзнаменование сулят они нам, хотелось мне сказать князю, но мысли свои я оставил при себе. Церера и Паллада, тело и разум, душа земли и наша душа.

Юнона, душа чистая, благодатная, зрелая. Веста, душа по-прежнему таящаяся, сознающая лишь себя самоё, нетронутая, подобная пружине.

И всю жизнь мою звезды сыпались дождем.

Я улыбаюсь, вспоминая свою миссию в то время. Ибо у нас вызывают улыбку те идеалы, что выходят за пределы нашей юности, которые с возрастом мы признаем великолепными безрассудствами. Я направлялся на ионический остров Занте, покатые пастбища которого весной лиловы от гиацинтов. С шестью своими сестрами лежит он посреди фиолетового моря — Корфу, Санта-Маура, Кефалония, Итака, Кифера, Паксос.

Мне, кому на глаза наворачивались слезы при виде форсайтии в Виргинии, суждено было увидеть лилейные поля Левкадии. Мне, слегавшему от любви к женщинам величественным, будто Юнона, в кринолинах, шотландских шалях и шляпках, предстоит увидеть гречанок, чьи хлебные волосы обернуты турецкими тканями, чьи ноги нагие топтали виноград. Isola d'oro! [10] Золотой остров (ит.)

Не здесь ли облачался он в броню? Ведь именно на Занте восхищенный английский камердинер и исполненные благоговения сержанты сулиотов надевали на Байрона наголенники, нагрудник кирасы, бахромчатые эполеты, zone [11] Кушак (фр.) и шлем с конским хвостом. Никто не произнес вслух Ахиллес, когда привязывали металлическую пластинку к пяте его ременной сандалии, но иной мысли у них в умах и возникнуть не могло.

И ведь на Занте молодого лэрда запечатали в его свинцовый гроб.

Не огонь ли пронизывает всю образность Илиады? Пламя и пшеница, ярость и Церера.

— Mais? [12] Неужели? (фр.) выразил свое изумление князь Потемкин. Французское возражение сорвалось с его обрамленных усами губ словно овечье блеянье.

— Вы проделали весь этот путь до нашей русской столицы ради того, чтобы просить военной помощи для несчастных греков, ведущих свою войну за независимость?

Сражаться с турками!

— Сражаться за свободу, ответил я. Elevtheria.

Одиссей Элитис! Маврокордато! Терсица! Фотос Завеллас! Князь осознавал героику той войны, что греки вели в своих горных редутах и на равнинах, чьи названия вызывали в памяти множество страниц классической истории. Россия тоже вступала с турками в битвы невероятной жестокости. Одно имя Потемкина повергало в ужас все турецкое главнокомандование.

Говорил он с почтением и некоторой hauteur [13] Надменностью (фр.) , поигрывая кружевными складками своей рубашки.

В этой же самой комнате сидел мой соотечественник-виргинец Джон Рэндольф из Роанука [14] Выходец из знатного виргинского семейства Рэндольфов, род. 2 июня 1773 г., ум. 24 мая 1833 г. между 1799 и 1829 гг. был депутатом Палаты Представителей, а в 1825-27 гг. служит в Сенате США. Пламенный оратор, горячий защитник индивидуальной свободы и прав штатов. , потомок Покахонтас, возможно — в кресле Людовика XV, и альпака его черных брюк выглядела странно на фоне красного дерева и муарового шелка. И Джоэль Барлоу [15] Один из ранних американских поэтов и государственных деятелей, род. 24 марта 1754 г., ум. 24 декабря 1812 г. Член группы "коннектикутских остроумцев". Его поэмы "Надежда на мир" (1778) и "Видение Колумба" (1787) отражали его достаточно консервативные религиозные, политические и литературные взгляды. Позднее разделял гуманистические и демократические воззрения Джефферсона и Пэйна. бывал здесь. Я мысленно видел его по-американски угловатого, вне всякого сомнения — в малиновом жилете и желтом шейном платке.

Под гравюрой Франклина стояла копия гудоновского бюста Вольтера [16] Жан-Антуан Гудон (20 марта 1741 г. — 15 июля 1828 г.) — выдающийся французский скульптор-портретист XVIII века. Самый известный из многих его скульптурных портретов Вольтера изваян в 1778 г. . Мой взор выхватил Энциклопедию Дидро, который, как уверял меня князь, подчеркивал свою галльское остроумие при московском дворе, шлепая Ее Императорское Величество Екатерину по ляжке; Афоризмы Бэкона; Ricordi Гуиччардини [17] Франческо Гуиччардини (6 марта 1483 г. — 22 мая 1540 г.) итальянский государственный деятель, историк и политический мыслитель эпохи Возрождения. "Записи" — его сборник максим о политике и человеческой природе. Наблюдатель более циничный и реалистичный, нежели его старший современник Никколо Макиавелли, Гуиччардини часто подвергался критике за отсутствие идеализма и чересчур пессимистический взгляд на человечество. ; Лаппонию Шеффера [18] Немецкий просветитель, этнограф и историк конца XVII века. Полное название его труда — "Новое и правдивое описание Лапландии и её обитателей". ; любопытный труд Линнея Praeludia Sponsalia Plantarum.