Александр Грязев - В рай с пересадкой

— А сегодня какая у них работа, — опять заговорила Клавдия. — Надо с этим кончать, дядя Серёжа.

— Надо, Клава, надо, — согласился Сергей Иваныч. — Сам знаю. Но вчера, ты уж извини, провожали на пенсию Максимова. Ты ведь знаешь?

Сергей Иваныч и сам вчера участвовал в торжественных проводах на пенсию старого слесаря Максимова, с которым вместе слесарил и Николай.

— Провожали на пенсию, а Максимов сегодня опять работает. Так зачем было и огород городить?

— Ну… — развёл руками Селезнев. — Так заведено.

— А мне от этого не легче, — не унималась Клавдия. — Терпеть больше не буду!

Сергей Иваныч согласно закивал головой.

— Ты, конечно, права, Клава. Так что же ты предлагаешь с ним делать? — показал он на Николая. — Ведь я уже не один раз его наказывал. Ты думала об этом?

— Думала.

— Ну, говори.

— Переведи его ко мне.

— Куда?

— Грузчиком на мою машину.

Николай и Сергей Иваныч удивлённо переглянулись и оба уставились на Клаву.

— Да-да, — повторяет она. — Ко мне грузчиком. Только так.

— Ты с кем думала-то? — спросил жену Николай, нервно смеясь.

— А тебя не спрашивают. Тебя здесь нет. Хватит, поиздевался.

— Ну, что ж… — начал было Сергей Иваныч.

— Не дамся!… — перебил его Николай. — Не положено. Нет такого закона.

— Какого ещё закона? — переспросила Клавдия.

— А чтобы муж и жена на одной машине работали. Семейственность получается.

— Такая семейственность делу не помеха, — сказал Сергей Иваныч. — Я согласен.

Но с этим не был согласен Николай.

— Это что же выходит, — не сдавался он. — Дома с ней, на работе с ней, и с работы вместе? За что, Иваныч?

— Ничем не могу помочь, Коля, — развёл руками Селезнев. — Если женщина просит — не могу отказать. А тем более родная племянница, да ещё в таком деле. Сам понимаешь.

— Сейчас ведь не год женщины.

— Так надо, Коля, так надо. Ты сам виноват.

— А у меня отпуск на днях. Я лучше в отпуск… — как за последнюю соломинку-надежду ухватился Колька за новую мысль, пришедшую, как видно, только сейчас, но Клава уже взяла его за руку и повела к двери.

— Спасибо, дядя Серёжа, — поблагодарила она Селезнёва. — Пошли. Всё равно ничего не выревишь. Пойдём работать.

У самого порога Колька задержался и, обернувшись, выдохнул с тоскливой безнадежностью:

— За что, Иваныч? Ведь вчера вместе были.

Сергей Иваныч опять развёл руками: хоть и жалко Кольку, но ничего не поделаешь. Селезнёв опустился на стул и пододвинул вентилятор к самому лицу. В кабинет вошла секретарша.

— Извините, Сергей Иванович, — виноватым голосом заговорила она. — Я им говорила, но Клавдия…

— Ничего, ничего, — махнул рукой Селезнев, — всё правильно, Зина, всё правильно.

Секретарша заметила на столе своего начальника молочную бутылку и удивлённо спросила:

— Вы, вроде, никогда кефир не пили, Сергей Иванович?

— Запьёшь… в такую жару.

— Может быть за квасом сходить.

— Спасибо, Зина, не нужно пока.

Секретарша вышла, но двери кабинета Селезнёва, кажется, не думали сегодня закрываться: на пороге появился небольшого роста пухлый, краснощёкий здоровяк в лёгкой рубашке с короткими рукавами, этакий боровичок. В руках он держал целую пачку разных бумаг. Это был профсоюзный «бог» Александр Никанорович Рожков.

— Можно, Сергей Иваныч? — спросил Рожков от порога.

— Заходи, заходи, Никанорыч… Здорово. — Селезнёв встал и протянул руку. — С чем пожаловал?

Рожков положил перед Селезнёвым бумаги.

— Надо, Сергей Иваныч, списки утрясти.

— Какие списки? Садись.

— На получение мест в детсадах и яслях.

— Не горит? — кивнул Селезнёв на бумаги.

— Да сегодня ещё терпимо.

— Ну, тогда чуть позже.

Рожков внимательно посмотрел на Селезнёва.

— Что, нездоровится? — спросил он.

— Да, брат, тяжеловато. А ты, я вижу, как огурчик.

Рожков засмеялся.

— А я, Иваныч, уже полгода, как завязал с этим делом. Вот…

И Рожков достал из кармана связку ключей с деревянным брелоком в виде конусообразной гладкой палочки, на которой были вырезаны насечки.

— Видишь, — продолжал Рожков. — Каждая насечка — трезвый месяц. Уже шесть отметок сделал. Всегда с собой ношу.

— Помогает?

— Спокойно и хорошо себя чувствую. И тебе советую.

— Ни к чему… Да дело и не в этом. Устал я, Никанорыч, измотался весь. Полтора года в отпуске не был.

— Так чего же ты тянешь? Сейчас в самый раз. Я вот ухожу в отпуск.

— Да разве вот это всё отпустит — показал руками на стол с бумагами и телефоном Селезнёв.

— Работа всегда будет. А у тебя есть заместитель. Главный инженер из отпуска пришёл.

— Так то оно так, — неуверенно проговорил Селезнёв, о чём-то размышляя.

— Тут и думать нечего. Постой. — Рожков вдруг хлопнул себя по лбу. — А почему бы тебе не съездить просто развеяться с нами.

— Куда?

— Завтра из областного центра отправляется туристический поезд. Там и наши едут. И я тоже. Места есть.

— Куда? — опять спросил Селезнёв.

— На Кавказ. Ты бывал на Кавказе?

— Нет.

— А в Крыму?

— Нет.

Рожков даже вскочил со стула.

— Нет?! — удивлённо переспросил он и оживлённо продолжал.

— Как ты мог до сих пор не побывать на юге? Я не понимаю.

— А ты часто там бываешь?

— Каждый год. Если нет путевки, то еду дикарём, — говорил Рожков, ходя по кабинету. — Но — каждый год, понимаешь. Ибо юг — это рай по сравнению с нашей средой. Это другой мир, понимаешь. Да что я говорю. Вот.

Рожков достал из папки яркий туристский проспект и продолжал:

— Вот послушай. Здесь растут вечнозелёные субтропические растения, цветут плодородные равнины, текут стремительные горные реки, белоснежным прибоем шумят живописные берега Чёрного моря. И над всем этим солнце. Много солнца. Океан солнца. Понял? И все это — Грузия. Солнечная Грузия. Чем не рай.

— Рай для глаз и чистилище для кармана, — проговорил Селезнёв.

— Чего-чего? — не понял Рожков.

— Да ничего. Это я так. Просто где-то слышал такие слова.

— Так ведь мы поедем с тобой не дикарями, а в фирменном туристском поезде. Никаких тебе особых забот. Сиди, лежи, читай, гляди в окно. Накормят, как дома, обо всём расскажут, всё покажут. Отдохнёшь на славу.

Селезнёв всё ещё раздумывал.

— Это надолго? — спросил он.

— Нет. Дней десять — двенадцать. Хватит развеяться. Я, Иваныч тебе честно скажу: вот когда туда приезжаю, то обо всём, что здесь есть, забываю начисто. Нет для меня ни работы, ни жены, ничего другого прочего. Ну, поедешь?

— Да в Грузии надо бы мне давно уже побывать.

— Ну, тогда лады.

— Какой хоть маршрут-то? Куда повезут?

Рожков подошёл к большой карте, висящей на стене.

— По всему Кавказу. Тбилиси — конечный пункт железнодорожного маршрута. А там поедем по Грузии на автобусах. Куда повезут — на то не наша воля. Знаю только, что до Тбилиси поедем через Махачкалу, Дербент, Баку. Это всё побережье Каспийского моря. Так что всего насмотришься. Ну, решай! Записываю?