Александр Грязев - В рай с пересадкой

Марина прикрыла дверь.

— Ну так что, братья, — хлопнул в ладоши Колька и принялся наполнять стаканы вином. — За наш счастливый путь. Держи, Иваныч.

— Сначала Роберту за знакомство — предложил Селезнёв.

— И то верно. Извини.

— Спасибо, я не пью, — на мгновение оторвался от книги Роберт.

— Ну да!? Совсем? Даже сухого винца не принимаешь?

— Нет.

— Вот тебе и раз. Ещё, Иваныч, один трезвенник на нашу голову.

— Не вижу в этом ничего необыкновенного, — сказал Роберт.

— Смотри, Никанорыч — твой брат по несчастью.

— Почему это? Как раз наоборот.

— Ну, что, Иваныч, придётся нам и за них. Давай-ка, пока мы с тобой ещё в силе.

— Чудак ты, — бросил Роберт Кольке.

— Это почему же?

— Ты думаешь, что пьют только сильные люди?

— Да. А как же.

— Ошибаешься. Пьют только слабаки. Именно слабаки.

— Ну, ты даёшь. Да знаешь сколько я…

— Выпить может любой, а вот найти в себе силы и не выпить сможет не каждый, а только очень сильный человек. Он и только он достоин уважения в обществе.

— И даже вот такого купейного, нашего.

— Я говорю не об этом. Я говорю вообще о моём отношении к этой проблеме.

— Ты говоришь вообще, а я конкретно и в частности стакан в руке держу. Как же мне быть-то? Может, всё это за окно выплеснуть?

— Никто так вопрос не ставит.

— Ты-то как думаешь, Иваныч?

Иваныч некоторое время молчит, глядя в окно.

— Он, Коля, прав. Пьют только слабые люди.

— Ну!?

— Но мы то ведь не из таких слабаков.

— Ну!?

— Значит, просто выпивают вино, как мы сейчас, сильные люди, которые хотят расслабиться.

— Уф… — облегчённо выдохнул Колька. — Ну и голова у тебя, Иваныч. Сразу как-то легче стало.

— Ещё ни один человек вино не победил, — подал голое Рожков.

— Послушай, уважаемый, — стал пристально вглядываться в лицо Роберта Колька, — а ты случайно не из бывших.

— Из каких это бывших?

— Ну этих… алкашей, которые часто в газетах да по телевизору выступают против вина, да своим опытом делятся.

— Нигде я не выступаю. Я так думаю.

— Чего пристал к человеку, — вмешивается в разговор Рожков. — Делай своё дело.

— Да я ничего. Я просто так… А ты, Никанорыч, может всё-таки примешь? Чего ты ломаешься, как певец на эстраде.

— Нет, брат, не уговоришь. Я полностью солидарен с Робертом. — Рожков достал брелок с ключами и повертел перед лицом Кольки. — Скоро седьмую зарубку сделаю.

— Ну, смотрите, вам жить…

В коридор из вагонных купе доносились песни, громкие разговоры, смех. Двое молодых людей с гитарой, дергаясь и размахивая руками, пели что-то модное двум, курящим сигареты девицам, в которых нашли, очевидно, благодарных слушателей.

В дверях показалась Марина. За нею следовал, наигрывая какую-то мелодию, баянист — полный, начинающий лысеть мужчина. Они остановились у первого купе. Марина открыла двери.

— Вот, дорогие товарищи, привела вам музыку. Желаете?

— Давайте, желаем!

— Заходите!

— Прошу любить и жаловать: наш баянист Володя — представила музыканта Марина. — Проходи, Володя, повесели товарищей.

Баянист вошёл в купе. Ему уступили место и он растянул меха баяна. Громко полилась песня.

А в четвёртом купе Колька что-то доказывал Роберту.

— Вот ты говоришь, что ужесточить надо. Хорошо. Ладно, правильно.

— Да, правильно. Конечно, всё надо с умом делать.

— А если ума нет? Зачем в крайности-то бросаться?

Отодвинулась дверь, и в купе вместе с музыкой ворвался голос Марины.

— Товарищи, музыку желаете?

— Просим, просим.

— Вот, познакомьтесь: наш баянист Володя. Проходи, Володя. Повесели товарищей, — пригласила Марина баяниста, а сама куда-то исчезла.

— Садись, брат, — Колька подвинулся.

— Чего сыграть? — спросил баянист.

— Погоди маленько, — остановил его Колька. — Для начала прими немного.

— Ну что вы, — замялся Володя. — Нельзя, я на работе. Да, честно говоря, я уже принял.

— Ничего. Веселей пальцы ходить будут.

— Немножко-то не повредит, — поддержал Селезнёв.

— Ну разве что немножко, — сдался Володя. — Спасибо.

— Скажите пожалуйста, — неожиданно подал голос Роберт. — А вы «Полёт шмеля» композитора Римского-Корсакова сыграть можете?

Колька и Селезнёв с удивлением глянули на Роберта.

— Конечно, могу, — просто сказал Володя и, чуть подумав, заиграл.

— Здорово, — восхищённо произнёс Колька, когда баянист закончил.

— Да, нормально, — поглядел на часы Роберт. — Меньше минуты.

— Давно играешь, Володя? — спросил Колька.

— С детства.

— А под частушки сыграешь?

— Пожалуйста, — растянул меха баянист.

— Иваныч, помогай, — пригласил Колька.

— Я погожу.

Колька пропел первую частушку:

Потом он пропел вторую, третью и вдруг остановил баяниста.

— А давай-ка, Володя, русского!

Володя тут же заиграл под пляску, а Колька пошёл плясать и петь частушки, но места было мало и он, отодвинув дверь, выскочил в коридор. Баянист вышел за ним, и пляска возобновилась с новой силой. На музыку собрался народ. Колька пригласил какую-то женщину и пошёл перед нею в присядку, потом пригласил ещё одну, но самого его хватило уже ненадолго и он, тяжело дыша, нырнул в своё купе.

— Ну что, отвёл душеньку? — спросил Рожков.

— Эх, отвёл! Гулять так гулять! Места бы побольше. Развернуться негде. Да ты выходи, не стесняйся, — и Колька вытолкнул Рожкова в коридор, где было шумно и весело, а сам опять вышел за ним.

Женщины плясали, пели частушки, потом все вместе затянули какую-то общую песню. Но всё это, однако, продолжалось недолго. Володю-баяниста уволокли в соседнее от наших ребят купе.

Веселье также неожиданно кончилось, как и возникло. В коридоре вагона снова стало тихо. Колька и Никанорыч пошли к себе. Сергей Иваныч уже лежал под одеялом. Роберт читал книгу.

— Ложитесь-ка лучше спать, гуляки, — предложил Селезнёв. — Впереди много дней — напляшетесь.

— И то верно. Надо отдохнуть от трудов праведных, — согласился Рожков и стал разбирать постель.

Колька выглянул в коридор. Баяниста Володю переводили в следующее купе.

Колька молча забрался на свою полку. Один Роберт, включив настольную лампу, продолжал читать толстую книгу.

Кольке не спалось. Он лежал и смотрел в окно, за которым уже темнело. Мелькали мимо редкие фонари на столбах у дороги, да светились вдали огоньки незнакомых деревень и посёлков.

Колька глянул на Рожкова, потом на Иваныча и тихонько стал слезать с полки.

— Ты чего, Коля, на промысел что ли? — спросил не спавший ещё Селезнёв.

— Да не, я просто так. Покурю пойду.

— А, ну-ну, сходи.

Колька вышел в коридор, встал у окна и достал сигарету.