Маргарет Джордж - Елена Троянская

— Ты сказал «Мы можем извлечь». Ты окончательно чувствуешь себя троянцем?

— Нет. Я по-прежнему скучаю по родине. Но моя родина не имеет ничего общего с такими чудовищами, как Агамемнон и Ахилл. Если они погибнут — тем будет лучше для греков. А наша польза заключается в том, что Ахилл отказывается сражаться под началом Агамемнона. Сперва он грозился отплыть обратно в Грецию, но ограничился тем, что не выходит из своего шатра и твердит собратьям по оружию: «Наступит день, когда вы придете в отчаяние и будете умолять меня вернуться!»

— Это показывает его безмерное себялюбие: ведь если греки придут в отчаяние, это значит, что многие будут убиты.

— Для тебя ведь не новость, что он ослеплен сознанием собственной важности.

— Да, он таков с детства. Он признавал только двоюродного брата Патрокла, более никого. Можно было надеяться, что, повзрослев, он изменится, но этого не произошло.

— Он и Патроклу запретил сражаться. А мой лучший разведчик, который втерся в доверие к Патроклу, рассказал, что Ахилл впал в бешенство и взывал к своей матери, богине Фетиде, чтобы та примерно наказала Агамемнона за нанесенное ее сыну оскорбление: греки должны потерпеть сокрушительное поражение.

— Интересно, выполнит ли Фетида просьбу любимого сына? — сказала я.

— Вероятно, она уже ее выполнила [22] Согласно Гомеру, Фетида обратилась к Зевсу с просьбой помочь отомстить за обиду сына, и Зевс придумал, как погубить побольше греков. Он послал Агамемнону пагубный, обманный сон, в котором повелел выступить в бой, обещав победу над троянцами. . Гектор со своим отрядом готовится атаковать греческий лагерь. Кто, как не боги, вложил ему в голову мысль сменить тактику, после стольких боев под стенами Трои?

Мне захотелось подышать воздухом, и, провожая Геланора, я вышла во внутренний двор. Мои комнаты, с плотно закрытыми на зиму окнами, сразу показались душными. Едва я вышла наружу, как порыв ветра чуть не сорвал с меня плащ. Сильно похолодало, и ветер раздувал мои волосы и одежду. Крошечные точки холода коснулись щек, носа, лба.

— Снег! — воскликнула я, глядя вверх: белый шлейф спрятал звезды.

— Колесницы увязнут в сугробах: значит, какое-то время боев не будет, — заметил Геланор.

— Гекуба говорила, что в Трое бывает снег, но я ей не поверила.

— Всегда нужно верить Гекубе, — рассмеялся Геланор. — Похоже, нас занесет! Надеюсь, у меня достаточно дров…

Бормоча себе под нос, Геланор съежился и торопливо пошел домой вниз по склону.

Я еще немного постояла во внутреннем дворе, наслаждаясь снегом и ветром. Мне случалось видеть снегопады в Тайгетских горах, после которых вершины сияли чистейшей белизной.

Троянская долина стала белоснежной, верхушки крепостных стен побелели, и улицы города укрылись белым одеялом.

Парис пришел позже меня; он топал ногами и отряхивал снег с плаща. Я целовала его в нос и подбородок, слизывая снежинки кончиком языка. По вкусу они напоминали лед.

— Все городские ворота закрываются крепко-накрепко: никто не сможет ни войти, ни выйти. Бои временно прекращаются, — объявил он.

— Хорошо бы не временно, а навсегда.

— Когда-нибудь это случится. Наступит день, когда бои прекратятся, долина опустеет. По ней снова будут скакать наши славные лошади. Кто-то будет ими тогда любоваться? И троянская ярмарка станет еще богаче и многолюднее.

Он сел на стул, взял со стола сушеный финик и съел его.

— Пора бы мне отучиться от привычки лакомиться. Городские запасы быстро убывают. — Парис вздохнул, взял другой финик и обратился к нему: — Ты прибыл из далекого Египта. Из этой равнинной страны, где Нил орошает бескрайнюю пустыню, над которой возвышаются только рукотворные горы, построенные человеком из камня. — Парис положил финик в рот. — Удивительная страна — Египет, мне рассказывали…

Его взгляд затуманился, он взял меня за руку и крепко сжал.

— Елена… Когда война закончится, когда все будет позади, давай с тобой уедем далеко-далеко. В Египет. Я займусь там торговлей, будем посылать товары в Трою. Зачем пользоваться услугами посредников? Трое выгоднее торговать напрямую.

— Но… ты ведь троянский царевич! Разве царевич может стать купцом?

— Кем я уж точно не могу стать — это царем. Трон унаследует Гектор, после него — Деифоб.

— Эта отвратительная обезьяна!

Парис рассмеялся.

— Отец его высоко ценит. Он прав, что касается воинских доблестей. А для отца только они имеют цену.

«В таком случае Приам не мудрый правитель, а совсем наоборот», — чуть не вырвалось у меня, но я сдержалась, чтобы не обидеть Париса.

— Возможно, после окончания войны он проведет переоценку ценностей, — только и сказала я.

— Я не хочу ждать этого. Елена, прошу тебя, давай уедем, будем жить в другом месте. Теперь я понимаю — наш приезд в Трою был ошибкой. Мы здесь навсегда останемся диковинами, которых все чураются. Нам будут ставить в вину каждого убитого троянца — я боюсь этого! Нет, не следовало мне возвращаться в Трою! Прошу тебя, давай уедем и заживем свободными людьми в новой стране!

Я понимала, что он грезит безумной мечтой. Несбыточной, но тем более привлекательной в этот вечер, когда мы сидели, отрезанные от реальности, в занесенном снегом дворце. Что ж, почему бы не поиграть немного, ненадолго поверить в невозможное?

— Хорошо, — кивнула я. — Так куда же мы отправимся?

— Мы сядем на корабль и поплывем мимо Родоса и Кипра, но не будем там останавливаться. — Его лицо приняло мечтательное выражение. — Или ты хочешь сделать остановку?

— Нет, зачем терять время. Лучше быстрее попасть в пункт назначения.

— Да, в Египет. Я всегда хотел побывать там. Мне хочется повидать столько разных стран! Пока я видел только гору Ида, Трою и кусочек Греции. Мои путешествия закончились, когда я встретил тебя. Но теперь мы вдвоем можем сделать все то, что я собирался сделать один. Мы поплывем по Нилу — у него семь устьев, мне рассказывали. Мы выберем одно и поплывем через Египет. Чем дальше, тем жарче и жарче… В Египте не бывает зимы, мне говорили. Там есть огромные горы, построенные из камней.

— Не кажется ли тебе, что торговую колонию лучше основать поближе к морю?

— Да, конечно, но сначала мы должны осмотреть Египет. Я хочу, чтобы нас никто не узнал. Мы возьмем другие имена.

Я рассмеялась: он видел меня каждый день, привык к моему лицу. Ему кажется, что мне достаточно поменять имя, чтобы остаться неузнанной. Но, каким бы именем я ни назвалась, люди узнают меня по лицу, если только я вновь не спрячу его под покрывалом. А вдруг я ошибаюсь? Вдруг я изменилась за эти годы, прошедшие после бегства из Спарты?

— Египетские цари носят странное звание.