Питер Гитерс - Необыкновенный кот и его обычный хозяин. История любви

— Вы откуда? — спросил меня человек, мимо которого я прошел.

— Фейр-Харбор, — ответил я.

— Ваш кот прошел три километра пешком?

Я кивнул. Когда я добрался до Синди и ее друзей, моя голова раскачивалась взад и вперед, как у китайского болванчика, а я сам повторял как заезженная пластинка:

— Ага, делает это постоянно… Шотландская вислоухая. Видите уши?.. Нортон… Три километра… Фейр-Харбор… Ага… Видите его уши?

Постепенно все вернулось на круги своя. Заиграла музыкальная группа, возобновились партии в нарды, креветок принялись насаживать на шампуры. Нортон, отведав немного тунца на гриле, отправился играть в траву, подальше от песка. Я поднялся вместе с котом по ступенькам, ведущим с пляжа, и сказал, что вернусь за ним через несколько часов. Взяв Нортона на руки, я поцеловал его в макушку и отпустил, наблюдая за его исчезновением, но в полной уверенности, что он будет ждать меня, когда наступит время возвращаться домой.

Мой домовладелец на Файер-Айленде оказался очень милым человеком и продлил летний сезон до конца сентября. Но на уик-энд после Дня труда до меня вдруг дошло: что я стану делать с Нортоном, когда у меня не будет летнего дома, где он мог бы резвиться? Как он приспособится к жизни домашнего кота? Особенно если его папочка — с тех пор как узнал, что основной причиной смертности среди нью-йоркских кошек являются прыжки из окон городских квартир — не собирается открывать окно шире узкой щелочки.

К первому октября я так и не нашел какого-либо разумного решения. Путешествия Нортона сузились до поездок между моей квартирой и квартирой Синди. Если она собиралась остаться у меня на ночь, то брала с собой Марло. В моем доме он чувствовал себя очень уютно, и было справедливо, когда Нортон становился их гостем, если я проводил ночь в квартире Синди.

Я стал много ездить по делам. Вероятно, мне следует объяснить, что мои поездки имели сложный характер в силу того, что таким был мой бизнес. Хотя мне следовало сказать «бизнесы» — и в этом случае «запутанный» послужило бы более верным определением, чем «сложный», поскольку у меня не одна работа, а несколько, и никакая из них не имеет особого смысла. Я руковожу издательством, принимаю важные финансовые решения, встречаюсь с людьми, у которых могло бы возникнуть желание написать книгу, и работаю с очень талантливыми и импульсивными авторами. Также я сочиняю и продюсирую телевизионные сценарии и сценарии к фильмам. Благодаря этому я могу носить солнцезащитные очки, ненавидеть актеров и раздражаться, когда продюсеры говорят:

— Просто супер! Я обожаю это! И не беспокойтесь, я точно знаю, как все исправить!

Именно это сказал мне эксклюзивный продюсер одного телевизионного сериала, над которым я работал. И наконец, третья часть, любимая, написание книг. Она позволяет мне сидеть в комнате в полном одиночестве и изводить себя попытками придумать персонажи и сюжеты, про которые большинство людей никогда не прочтут или даже не услышат. Но она дает мне шанс придать некий смысл всему тому, что в противном случае является бессмысленным. Ни одно из этих дел не слишком подходит друг к другу, да и я никогда не стремился превратиться в трудоголика, однако все сложилось так, и мне это нравится. Из-за работы в издательстве — на тот момент я помогал запустить новые программы в огромном и продолжающем расти холдинге «Рэндом-Хаус» — мне приходилось мотаться по торговым конференциям, ездить в Сан-Франциско, встречаться с литературными агентами, бывать у того или иного автора и убеждаться, что его любят и ценят, и он это чувствует. Моя писательская карьера заставляла меня переезжать с места на место. Когда вы живете в Нью-Йорке и пишете для Голливуда, вам постоянно приходится доказывать студиям, что расстояние в пять тысяч километров, отделяющее вас от людей, которые вам платят, не то, о чем стоит беспокоиться. А единственное доказательство — наглядное подтверждение, которое означает, что мы с моим соавтором Дэвидом вынуждены регулярно запрыгивать в самолет и представать пред светлые очи тех или иных людей.

Нортон и Марло были хорошими друзьями, поэтому мне никогда не приходилось раздумывать, на кого оставить своего кота, — его забирала Синди. Она любила Нортона, как и Марло, и ей нравилось наблюдать за их игрой и совместным проживанием. Эта троица неплохо развлекалась, пока я отсутствовал.

Все казалось идеальным до тех пор, пока Синди не ошарашила меня известием, что в мое отсутствие она развлекалась гораздо веселее, чем я предполагал.

Нас с Синди связывали странные отношения. Я был сражен наповал, как только ее увидел; она же меня сразу возненавидела. Она считала меня самодовольным эгоистом, который слишком много смотрит бейсбол. Но я проявил настойчивость — писал, посылал цветы, звонил, выполнял любые ее желания, правда, не стал меньше смотреть бейсбол, — и в конце концов Синди сдалась. Мы были полными противоположностями друг друга. Она настороженно подходила к отношениям и не спешила вступать в них, уверенная, что ей сделают очень больно в тот самый момент, когда она ослабит защиту, поверив в их постоянство. Хотя я и не верил в долговременные отношения и даже не задумывался об их возможности, но по натуре был неизлечимым романтиком, поэтому с радостью ринулся бы в них с высоко задранным подбородком и отправился бы в нокаут от первого прямого удара справа. Синди была противницей пустой траты денег и считала почти грехом разбрасываться деньгами ради удовольствия и удобства. Мне же нравилось тратить деньги сразу, как только они оказывались у меня в руках, причем на вещи, которые доставляют удовольствие и комфорт. Она считала себя ужасным человеком, которым по большому счету никогда не была, а я не мог представить иного такого хорошего и милого парня, каким был сам. Синди часто впадала в депрессию, я почти всегда был счастлив. Она мерзла, мне было жарко. Она полагала, что очень важно быть серьезными — в мире наступили плохие времена и лишь серьезные мысли и поступки помогут их исправить. Я же был воспитан на «Путешествии Салливана», согласно которому времена всегда были плохими, так давайте высмеем их и попытаемся найти радость во всем. Синди искала смысл жизни. Я надеялся никогда и ни в чем не обрести его.

На самом деле вместе нас свела одна наша общая черта — мы оба хотели остаться независимыми.

Единственное, в чем мы с Синди сходились, — не верили в стандартные, старомодные, моногамные отношения. Не верили в брак. Люди должны оставаться вместе, потому что хотят быть вместе, а не из-за клочка бумаги, согласно которому они взяли на себя юридические обязательства. Мы намеревались быть свободными и ничем не связанными. Если нам хотелось провести субботний вечер вдвоем — прекрасно. Если нет — замечательно. Никаких проблем. И привязанностей.