Тоби Янг - Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть

Почему этот мир так привлекал меня? Отчасти потому, что этого не должно было случиться. От людей моего круга — я был выходцем из того класса, который Кейнс называл «образованной буржуазией», — ждут, что мишура и фальшивый блеск шоу-бизнеса не сможет их ослепить. Мой отец является членом негласной организации «Великие и Достойные» и в 1977 году был пожалован в звание пожизненного пэра за заслуги перед лейбористским правительством, в том числе организацию «Открытого Университета». Моя мать получила литературную премию за свой роман и была редактором образовательного журнала. Для них прием, устроенный «Вэнити фэр» по случаю очередной церемонии вручения Оскара, был воплощением их представлений об аде.

В Оксфорде даже мои ровесники свысока относились к «голливудской бредятине», считая, что она не заслуживает их внимания. Поп-культура была четко разделена на вещи, увлечение которыми считалось допустимым — независимые фильмы, альтернативный рок и вообще все, что ассоциировалось с меньшинством, — и бессмысленную ерунду, выпускаемую американской индустрией развлечений. Чтобы нечто оказалось достойным нашего внимания, оно должно было «отражать реальность» и обладать «остротой». А массовая поп-культура была «пластиковой» и «приторной». И если чем-то из этого и увлекались, то лишь с позиции высокомерной снисходительности. Например, сериал «Спасатели» признавался «уморительным», потому что его считали великолепным в своем безобразии.

Но я не разделял подобных взглядов. Я перевернул эту иерархию ценностей вверх ногами, отвергая все, что хотя бы отдаленно воспринималось как подлинное произведение искусства, ради чистого, уводящего от жизненных проблем развлечения. Я любил фильмы, которые можно было смотреть, наслаждаясь попкорном, моими любимыми актерами были Чарлтон Хестон, Клинт Иствуд и Арнольд Шварценеггер. Из музыки я предпочитал диско, а не регги. Больше всего мне нравилась та самая попса, что транслировалась на FM-волнах по всей Америке. В отличие от моих ровесников вместо «Нью мьюзикл экспресс» и «Сайт энд саунд» я читал «Смэш хитс» и «Плейбой». Массовая поп-культура была моей религией, а Голливуд — Меккой.

С этой точки зрения, попасть на прием «Вэнити фэр» было равносильно тому, чтобы оказаться в кругу единомышленников. Впервые в жизни я очутился среди тех, кто, как и я, высоко ценил голливудские блокбастеры. (Среди победителей этого года были фильмы «Парк юрского периода», «Беглец» и «Миссис Даутфайер».) Конечно, смутно я понимал, что эти люди, говоря о любви к коммерческому крупнобюджетному кино, не пытались таким образом заявить о неприязни к либеральной интеллигенции, просто им на самом деле нравились эти фильмы. Но это почему-то не имело никакого значения.

И все же это лишь отчасти объясняло мой восторг. Близость к знаменитостям давала ощущение необъяснимого воодушевления. Один вид Тома Круза во плоти в каких-то десяти шагах подействовал на меня как наркотик. Я почувствовал себя как Алан Кларк, которому в 1986 году довелось встретиться с Маргарет Тэтчер: «В конце, когда она сказала о своей решимости продолжать и сверкнула глазами, я в полной мере испытал силу ее личности, нечто от Führer Kontakt. [1] Führer Kontakt — соприкосновение с вождем (нем.) . — Здесь и далее примеч. пер .

В прошлом я объяснял свой восторг голливудскими звездами желанием показать чванливым друзьям, что я думаю об их показном равнодушии. Я словно говорил, что в отличие от них не стыжусь признаться, что являюсь самым обыкновенным, заурядным фанатом. Но в глубине души был уверен: окажись я рядом с ними, это не произвело бы на меня особого впечатления. Что ж, на приеме «Вэнити фэр» я навсегда расстался с этими иллюзиями. Увидев Тома Круза, первое, что мне захотелось сделать, — преклонить перед ним колено. Таким образом, на поверку я оказался очередным пускающим слюни поклонником, зевакой, которому удалось проникнуть за полицейское оцепление.

Это мир был так далек от мирка моей квартирки на Шепардс-Буш. Даже по стандартам Западного Лондона, W12 — довольно жалкий район, а по сравнению с Западным Голливудом он выглядит как трущобы третьего мира. После этой ночи Британия показалась мне захудалой и второсортной. Какие наши знаменитости могли сравниться с Томом Крузом и Шарон Стоун? Рядом с ними актеры, играющие в знаменитом английском сериале «Улица коронации», выглядели участниками телешоу «Звезды о себе». Мы больше не законодатели ни в мировой поп-культуре, ни в международной политике. Потеряв Империю, британцы так и не нашли своего места в новом мире — они скорее более известны по ролям злодеев в голливудском кино. Вопреки надеждам Гарольда Макмиллана Британия так и не преуспела в том, чтобы стать Грецией для американского Рима, она скорее была тем, кем оказались древние британцы для римлян.

Сидя тон ночью в гостиничном номере, я принял решение попытать удачу в Новом мире. Многие британцы, которые предпочли покинуть старушку Англию, объясняли это тем, что на родине они чувствовали себя связанными скромным происхождением. В моем случае все было иначе. В Лондоне, несмотря на мое увлечение массовой поп-культурой, мне так и не удалось освободиться от железной хватки своих родителей. Меня не оставляло ощущение, что, незримые, они заглядывают через мое плечо и осуждающе качают головой. Возможно, в Америке, за 3000 миль от них, мне наконец удастся избавиться от чувства вины, связанного с тем, что я не занимаюсь чем-то достойным и заслуживающим уважения. Например, не работаю для гуманитарной организации «Оксфам» или не открываю приюты для бездомных. В моем представлении счастье заключалось в том, чтобы кувыркаться нагишом в огромной куче денег с Анной Николь Смит, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.

Естественно, я не признавался, что в Америку меня тянуло желание окунуться с головой в клоаку мира звезд и знаменитостей. Я убедил себя в том, что этот мир будет отличной темой для юмористического романа или сатирической пьесы и что как писатель я обязан запечатлеть его во всем его кричащем великолепии. Да, я хотел жить в Штатах, чтобы собрать необходимый материал.

Но, побывав на приеме, я понял, что для меня многое изменилось. Я целиком и полностью принял взгляды и убеждения, с которыми раньше любил просто заигрывать. Можно сказать, я стал американцем. Я не хотел быть одним из тех, кто лишь увековечивает для потомства выходки сильных мира сего — я хотел быть одним из них. У меня не было ни малейшего желания писать книгу, которая бы позволила зевакам хотя бы краем глаза заглянуть за ограждение бархатного каната, я хотел стать тем, перед кем они готовы были преклоняться. Мне не терпелось дождаться мгновения, когда я смогу важно прошествовать в смокинге от Армани, демонстрируя всему миру кричащие символы моего успеха.