Евгений Будинас - Давайте, девочки

Восхищен – с восторгом ощутив это высшее из даримых женщиной искушений: так все выстроить с очередным козлом, чтобы он не только поверил, будто ему – единственному! – подарили самое бесценное – свой первый раз. Да проделав все так артистично и даже умело (что слабо возможно по первому разу, хотя и бывает), еще и вознесли, вселив представление, что исключительно он и только он оказался способен разбудить ее тайный талант…

А благодарен Тончайшей из Проказниц, как он тут же ее для себя обозначил, он остался за урок. И за то, что она призналась в своем плутовстве. Понятно, что это Рыжук отнес исключительно на счет своих личных достоинств: с кем попало она бы так не раскололась.

Такой бы урок сейчас Маленькой!.. Но она слишком спешила, ей было не до того:

– Я же сказала, я позвоню…

Худо-бедно, но из штопора с Сеней он как-то выкрутился, переведя машину в пике – или, наоборот, из пике в штопор – как там, у пилотов, правильно?

Но чувство растерянности осталось. Все, конечно, по Системе, но согрешила Малёк все же не вместе с ним, а отдельно. И не по его наводке, не по общему сговору, а самостоятельно. Наверное, раньше, случись это с кем-то из прежних подруг, его такое не очень бы задело. Но тогда он в себе был уверенно она спросила:

– Чего ты щемишься? Это ведь не твоя история, а моя.

Хотя никакой такой уж истории и не было. Он знал. Она и сама ему об этом сказала:

– Сени для меня больше нет.

Он обрадовался, но тут же принялся наставлять:

– Стоп. Ты не торопись. Мы говорили с тобой о породе. Нельзя накапливать в жизни проигрыши. Когда их слишком много, из этого не выпутывается никто.

Он все еще надиктовывал ей свое, полагая, что из-за Сени ей это особенно интересно и ловя себя на том, что цепляется за этот интерес.

– Никакой бескорыстной любви нет, – начал Рыжюкас, на что Маленькая тут же приготовилась скиснуть. Но он уверенно вывернул: – Человек по своей природе эгоистичен. И кого бы мы ни любили, мы любим все же для себя.

– Особенно вы.

– С мужиками тут вообще все ясно. Но и любая женщина эгоистична и гребет под себя, даже когда ей кажется, что она влюблена беззаветно… Но при этом – и здесь весь фокус – она может быть или глупа, или умна. И ее эгоизм бывает или глупым, или разумным… Так вот, – Рыжюкас торжественно закончил первый период, – только разумная эгоистка и может быть счастлива.

Малёк оживилась. Ей как раз и хотелось быть счастливой. Правда, она никогда не думала, что для этого нужен еще и разум.

Но рецепт «по Рыжюкасу» оказался слишком уж прост.

Любить, оказывается, надо не для мужика, а для себя. То есть не беря, а отдавая.

Послушать Рыжюкаса, так и счастлива только та, которая научится получать свое – уже от того, что сама приносит мужику радость и наслаждение… Выходит, что если ты его ублажаешь, но не за что-то, а потому, что сама от этого балдеешь, вот тогда он никуда от тебя не денется.

– Между прочим… – Рыжюкас, как всегда, прибегнул к «доходчивому примеру», – лучше всех делают минет те женщины, которые умеют сами от этого кончать. Здесь в башке мужика и взрываются гранаты.

– И много у тебя таких было? – спросила Малёк недоверчиво.

– Готовых – всего несколько. А тех, с кем мы этому научились?.. Да все, кто поняли, какой это кайф, и захотели его постичь. Несколько простых приемов… Все по Павлову: звонок – рефлекс, звонок…

Но про приемы Маленькую на сей раз не заинтересовало. Давай дальше про счастье.

Рыжюкас продолжил про счастье.

– Смотри – говорил он, постепенно и сам распаляясь, – ты счастлива от того, что растворяешься в нем. Ты управляешь процессом, ведь весь свой кайф, ты самодостаточно получаешь. А уж в придачу – и признательность, и отпуск на Канарах, и цветы, и кофе в постель…

– Вот почти готовая формула женского счастья, – уже совсем разойдясь, продолжал он, – она в том, чтобы стать самозабвенной рабой. И от этого получить наслаждение и радость…

– И потом пролететь? Ну… Когда окажется, что ничего такого ему и не нужно?

Рыжюкас застопорил:

– Если он такой законченный обормот?… Пожалуй, можно и пролететь. Хотя… Нет. Научившись от него не зависеть и быть вполне самодостаточной, а потому и ненавязчивой, кофе в постель – со всеми поцелуйчиками – ты себе обеспечишь… А повезет, так и твою самозабвенность он тоже оценит, что обеспечит и ему какой-то душевный подъем…

– Ах, ах! – неожиданно сказала Маленькая. – Я прямо вся плыву. Я уже сама становлюсь для всех вас Будущим Принцем!

Она красиво его развернула, и он рассмеялся. Но ему не хотелось сводить этот разговор к шутке.

– Мне кажется, что ты не совсем просекла главное. Что счастье как раз в том, чтобы суметь настроить себя на то, что он бог, а радость твоя в том, чтобы ему подчиниться, а не его расколоть. И тогда пролететь, как ты говоришь, невозможно.

– Каким бы он ни был козлом?!

– Каким бы ни был. Плохих мужиков…

– Это ты мне уже вдалбливал. Но я даже с Сеней так не смогла, хотя он мне по телеку страшно нравился… Такой смешной и медвежатистый… – Она помолчала, видимо, вспомнив, что не по телику все не так. – Я что же, им всем обязана?

– Боже упаси!.. Просто если бы тебе действительно захотелось с ним трахнуться, и ты бы отдалась ему классно, тебе бы сейчас было намного лучше, чем после той отработки… А настроить себя ведь совсем не так трудно. Если хоть что-нибудь хорошее про него вспомнить или хотя бы сочинить…

– Вот еще, буду я в каждом копаться! Выискивая, чем он там хорош, это же… унизительно! Так прогибаться… А тут еще эти прыщи…

– Хорошо. Пожалуйста. Можешь не выискивать… Можно вообще сосредоточиться исключительно на прыщах, не напрягаться, и назло ему остаться в дурах…

– Ты же сам говорил, что нужно быть собой.

– Но не опускаться, а поднимать себе планку… Это кранты, если человек считает: вот я такой, так и нужно, мне ничего не надо, ну и слава богу…

Рыжюкас помолчал, потом добавил, разумеется, то, чего добавлять не следовало, по крайней мере на этот раз.

– Кстати, все это касается не только любви…

Маленькая сразу насторожилась.

– На работе можно тоже не «прогибаться». Как же, как же! Это ведь так «унизительно» – встать пораньше и на компьютере поработать, или просто пыль протереть, да еще улыбаться и быть приветливой, да еще и массаж шефу сделать…

– Так вот ты к чему все ведешь! Я же знаю, что тебе от меня ничего и не нужно, кроме твоей работы!

Про массаж не надо бы, с досадой подумал он. Хватит заколачивать в нее эти гвозди.

– Ничего ты не знаешь… Моя работа здесь, увы, ни при чем: тебе она уже неинтересна. Но я уверен, что распинаюсь не напрасно: все ты еще поймешь и примешь, и разовьешь…