Евгений Будинас - Перловый суп

И ребятам все удалось. А могли бы греть пузо под скупым балтийским солнцем в Паланге или Юрмале.

Но у литовца Будинаса единственной любовью на всю жизнь был «великий и могучий» русский язык, неоспоримо пригодный, по его мнению, для поэзии и любой литературы. Хотя он частенько возвышал в бытовом смысле Литву, но старину Руси, ее историю и культуру искренне уважал. В графе «родной язык» писал — русский.

У Будинаса была магическая способность сдернуть человека с привычной жизненной колеи и куда-то заманить.

Позвонил он как-то и сразу: «Ты хочешь увидеть Окуджаву?». Я ответил: «В любое время я могу послушать его с магнитофона». — «Чудак, Окуджава и Григорий Горин приезжают к нам в редакцию газеты «Знамя юности» на эти выходные дни!». Был четверг. И что вы думаете? Я попросил жену сообщить на работу насчет отгула, и в субботу уже был в Минске.

Когда гости появились в редакции, у журналистов случилось легкое замешательство. Евгений и его коллеги не ожидали, что Булат будет без гитары. Вот что значит стереотип. А он спокойно объяснил, что в поездки гитару с собой не берет. Пока гостей угощали коньяком, Евгений сердито шипел в коридоре: «Ну, достаньте гитару, придумайте что-нибудь!» Потом предложили Горину почитать его прекрасные юморески. Не прошло и двадцати минут, как гитара появилась. Окуджава настроил гитару «под себя» и спел несколько песен, которые, по его словам, не разошлись широко по кассетам. Отвечал на вопросы. Все это писалось на магнитофон.

Состояние у меня было необычное. Я сижу в одной небольшой комнате с человеком, который уже вошел в Историю. С естественной скромностью, не придавая этому значения. И никакие властители, никакие политбюро его оттуда не вытолкнут, как это случилось с Есениным, Гумилевым, Мандельштамом, Ахматовой и другими.

На следующий день пошли к Окуджаве в гостиницу попрощаться, Булат вручил Евгению листочки со стихами, о чем-то тихо поговорили, далее он пожал нам руки, и дверь за ним закрылась. Руку я не мыл до возвращения домой.

Будинасу я сказал, что «не жалею о том, что прискакал, но больше, Женька, так не делай — я сознательно изживаю впечатлительность и хочу стать нормальным обывателем».

Он расхохотался.

Как-то получился у меня отпуск в сентябре, и я знал, на что он уйдет. И опять возник Будинас с явным намерением отпуск мне испортить,

Для нас его завлекаловка выглядела примерно так. «На севере Тюменской области (близко к Полярному кругу) строится еще один городок с названием Светлый. Там все по-другому, там строят сначала комфортные дома, а потом поселят нефтяников, там молодежь хорошая, там сухой закон и замечательные руководители. Построили вечернюю школу, нужно ее организовать и запустить, но это моя забота. Ты и Осокин нужны мне для моральной поддержки, и еще для открытия в тайге модернового кафе. Развеетесь немного, ну дней десять, обратную дорогу оплатят», и т. д.

Агитации поддался и Саша Осокин, которому, кроме изложенных выше картинок города светлого будущего, Женька пропел о стадах непуганого зверья в первозданной природе. И этот примерный семьянин (редкая сейчас специальность), пообещав жене бросить к ее ногам шкуру лисицы, медведя, на худой случай волка, шагнул за порог. Меня же заинтересовала возможность увидеть непьющий рабочий класс.

Встретились в аэропорту Свердловска с точностью стыковки пилотируемого корабля с космической станцией. Бу-динас прилетел с группой молоденьких совсем музыкантов. Эти «лабухи» на открытие кафе — пояснил он. Далее полетели на хорошем самолете в Тюмень. Далее — Тюмень — Игрим на АНТ-2 (не меньше двух часов), пересадка на вертолет и еще на север часа четыре.

Вертолет точнехонько встал на бревенчатый настил, размером не более двадцати квадратных метров, а кругом хлябь. Сразу выяснилось преимущество Осокина — он был в сапогах, а остальные думали, что здесь уже асфальт.

Дорога, грязь — все это мелочи. Главное, все шло по плану Евгения. И открытие кафе, и свадьбы в нем, концерты. И все это «под минералку».

Строители Светлого жили в вагончиках с печным отоплением, и нас устроили так же. Некоторым нравилась эта «романтика».

Но вот со школой дела шли туго. Дом под нее построили, из доступных (в смысле дороги) поселений насобирали столов и стульев. А вот парты, как изделие нестандартное, снабженцы не могли достать в радиусе транспортных возможностей. А на вертолетах никто их доставлять не будет. Людей возить «зашивались».

И Евгений просит меня решить этот вопрос, короче, сделать парты самим. На складе из пригодных материалов были только ДСП, брус (сороковка) и тонкая фанера. Утром с эскизами парты Евгений повел меня к руководству. Они посмотрели, задали пару вопросов и дали «добро». Помощник у меня был всего один, но спокойный, сообразительный, не «сачок». Пилили и стучали молотками с утра и до темноты, и в любую погоду, пока не сдали плановое количество парт.

Итак, вместо обещанного в рекламе отдыха в тайге десять дней, получил три недели трудового «экстрима». Правда, заплатили, но, главное, Женьке помог, хотя смысла в этой школе я не видел.

Осокин так и не встретил в окрестностях ни одного серьезного зверя. Какие тут могли быть звери, если слышно, как непривычно ухали буровые, а по просекам ревели машины на гусеничном ходу.

Евгений школу открыл и запустил.

К нему присоединилась его будущая жена Лариса, которая стала директором и преподавала, кажется, физику. Заманили зарплатой и еще учителей. Процесс пошел.

Несмотря на все принятые меры, «зеленый змий» все-таки просочился в Светлый. Как позже выяснилось, этим занимался один бухгалтер, и хорошо подзарабатывал.

Однажды случился конфликт. На Ларису и Евгения напали пьяные «в дым» работяги. К счастью, обошлось без трагедии, они отбились. Но обстановка изменилась: угрозы, косые взгляды. Спали они в обнимку с ружьем. Школьную дверь подпирали.

Через какое-то время, поняв ненормальность такой жизни, вернулись в Минск.

Будем считать, что цели он добился: школа создана, и продолжала работать без него.

Но общий вывод делайте сами, а мне он представляется печальным. Мало построить школу в тайге и учить грамоте тех, кто этого хочет. Но искоренить в рабочей среде ненависть к интеллигенции, взращенную революцией и гражданской войной, нельзя. И создать какой-то отдельный, особенный город будущего — нереально.

Вся дальнейшая жизнь Евгения в Минске шла в целом по восходящей траектории, как это и положено человеку с неоспоримыми качествами лидера, человеку общественному и талантливому.

Не мне судить, была ли справедлива «эпоха перемен» к Евгению на белорусской земле. Достиг ли он в этой внезапно новой стране радостной полноты свободного и благотворного движения по жизни.