Евгений Будинас - Перловый суп

Как-то мы с Сашкой, заведующим отделением плазмы украинского физико-технического института, выбрались на майские праздники на охоту.

Вообще-то я не охотник, но тут была уж слишком соблазнительная идея! Вертолетчики сказали, что видели неподалеку медведей, указали нам направление. Мы трое суток пробродили, но безуспешно — медведей так и не встретили.

Когда вернулись в Светлый, то узнали страшную историю. Оказывается, в наше отсутствие, как раз в разгар народной первомайской гулянки, озверевшая медведица и двое подрастающих медведей пришли прямо в центр поселка. Так как я был комиссаром, отвечал в Светлом за дисциплину, порядок и безопасность, а у нас все время что-нибудь происходило, то на праздники, во избежание проблем, все ружья собирались и сдавались мне на хранение, я запирал их в своем металлическом вагончике.

Получается, что если бы я не ходил на охоту, то как раз и был бы тем, кто первый взял ружье. И слава досталась бы мне... А так ребята медведей буквально кулаками прогнали. И потом долго хорохорились.

Мы заканчивали ветку газопровода, и должны были сделать «золотой» шов — последний, соединяющий. И на это торжественное событие был приглашен Косыгин, председатель Совета министров.

Сроки были объявлены, хотя я до сих пор не могу понять, почему газопровод нужно было завершить именно к этой дате, а не несколькими неделями позже. Ведь была весна, начался разлив. Труба, полтора метра в диаметре, протянувшаяся через всю тайгу, начала тонуть, и ее нужно было спасать. Начался аврал, люди работали круглосуточно, трактора тонули, как топоры. Я впервые увидел, как вертолеты работают в подвеске, пытаясь поддержать трактора, под которыми быстро сооружались плоты. Но трактора тонули вместе с этими плотами.

Поступил приказ, в соответствии с которым передвигаться по территории можно было только с ранцем за плечами и с термосом с горячей пищей. И кормить этой горячей пищей нужно было всех встречных, потому что люди были голодные и замерзшие.

Передвигаться по территории — это громко сказано. Передвигались по этой самой злополучной трубе, по ней ходили, как по тротуару. Потому что передвигаться по земле было невозможно, не было никакой земли. Сплошная хлябь, вода замерзала только ночью, а к утру таяла, и все начинало тонуть снова. Однажды рабочий шел по этой трубе, услышал, что сзади его кто-то догоняет, обернулся. А это медведь, он укусил рабочего за ухо.

Дорог там никаких никогда не было: ни до нас, ни после нас. Когда сейчас я слышу о делах в Нефтеюганске, и вижу, какой это город, я вспоминаю первые палатки, в которых мы там жили, и первые бревенчатые микрорайоны. И сортиры, которые мы рубили в студенческом отряде. Кстати, я был специалистом по эсклюзиву: в каждом женском туалете одно очко я выпиливал в форме сердечка. Так оставалась память о минских студентах без этого примитивного «Здесь были такие-то».

Летом в Светлый все доставляли на баржах, а зимой прокладывали зимники: буквально протаптывали тракторами дорогу. Она, как правило, была такая узкая, что когда встречались две машины, то та, которая порожняя, разгонялась и улетала в сугроб. А та, которая груженая, проезжала, и тросом вытаскивала порожнюю. Потому что груженая машина тяжелее, и сцепление со снегом и льдом у нее больше. Только так можно было разъехаться.

Спиртное завозили заранее, летом. У нас было такое правило: сначала выпивали все вино. Потом, до сорокаградусных морозов, выпивали всю водку, а потом переходили на медицинский спирт. А когда и он заканчивался, то переходили на одеколон,

Мне тоже приходилось одеколон пробовать. И свои ощущения от него я помню: то же самое, что выпить полстакана спирта и закусить куском мыла.

А когда заканчивался одеколон, то начинались страшные времена. В ход шли духи, причем ценились советские, наиболее грубые из них. Важно было, чтобы отверстие во флаконе было пошире. Я помню «картину», как мужчина шикует — покупает целую коробку «Красной Москвы».

Эффект от парфюмерии жуткий — стоит, качаясь, человек, доказывает, что у него ни в одном глазу, и от него несет духами.

Я вообще ненавижу все искусственные запахи, поэтому для меня это было мучением втройне.

Кстати, мы выявили физический закон: напитки замерзают при той же температуре, какой процент спирта в них содержится. Например, восемнадцатиградусное чернило как раз и замерзает при минус восемнадцати.

Еще раньше, обсуждая летом доставку труб для газопровода, мы решили, что незачем возить в трубах воздух — полтора метра в диаметре, длина десять метров. Придумали заваривать их с обеих сторон и использовать как емкости. И стали привозить в них бензин, солярку для своих потребностей. Получалось, что баржа, помимо трех труб, еще везет и сто восемьдесят тонн горючего.

...И вот впереди «золотой» шов. И любой ценной нужно закончить работу в назначенный срок. Но оказалось, что для окончания работ труб не хватает, оставалось лишь десять, но заполненных бензином.

Тут же было принято волевое решение: бензин вылить.

Даже спустя два месяца, пролетая над этими местами на вертолете, столько, сколько видит глаз, мы наблюдали разноцветную бензиновую пленку, покрывающую всю пойму сибирской реки Сосьвы.

В речке Сосьва водилась исключительно нежная рыбка с красной икрой внутри.

Вылавливали и солили ее всего 800 тонн в год, и это на весь Советский Союз. И поставляли ее в оригинальных и эксклюзивных упаковках — двухкилограммовых бочонках со строгой надписью «Срок хранения десять дней». Она действительно хранилась только десять дней, даже в запечатанном виде, а потом просто растворялась.

Секрет ее приготовления был оригинален, и никто его так и не знает. В те времена производили ее местные народности — ханты и манси. Но они не совсем дружно жили. И взаимопонимания у них не было, даже языки были разными.

Но, несмотря на такие местные тонкости, цеха, в которых производилась селедка, были строго разделены на две части: в одной работали ханты, в другой манси. И выполняли они совершенно разные операции. Делили их, чтобы им было сложно договориться и восстановить секреты приготовления этой рыбки.

Я говорю о сосьвинской сельди в прошедшем времени, потому что я уверен, что после сдачи газопровода рыба в Сосьве больше не появилась.

Когда я стал корреспондентом «Литературной газеты», то приехал в Светлый, чтобы написать о местах своей героической юности.

Наша тогдашняя комсомольская теория освоения газовых и нефтяных месторождений противоречила мировому опыту. Ведь что такое газовая скважина? Это просто торчащий из земли кусок трубы с вентилем. Для того чтобы эта труба торчала, канадцы, например, высаживались, как десант, расставляли комфортные вагончики, делали работу и сваливали. А мы вокруг будущей скважины с комсомольским энтузиазмом строили города, в которые приезжали учителя, врачи, чиновники. Месторождение начинало работать, трубу обслуживать вообще не нужно. Но города оставались.