Юрий Любопытнов - Мурманский сундук

Мощь посмотрел на свои руки, чёрные от вьевшегося в кожу вара и натёртые дратвой. Теперь можно с годик не работать на дому. Можно забросить колодки подальше, распрямить спину. В выходные дни можно будет выбираться на озеро или на реку, искупаться, позагорать, взять лодку напрокат, удочки и, как в детстве, порыбачить…

— Разве их на книжку положить, Федя? — подошла к нему Алевтина. — Пиджак зимний у тебя ещё хороший, тёплый, зимы две, а то и три проходишь.

— Там посмотрим, — уклончиво ответил Федька.

Деньги по всем правилам были его, и ему не хотелось просто так класть их на книжку. Положить легко, а как их потом возьмёшь, они будут общие, и Алевтина просто так их не отдаст. Но он повторил:

— Там посмотрим…

— Посмотрим, посмотрим, Федя. Может, обстановку сменим, — Алевтина обвела глазами комнату: — Смотри. какой сервант у нас обшарпанный, да и стол надо бы поменять — он у нас не модный. Занавески надо новые купить… Да и вообще надо дом поправить, сколько годов ему и ремонту настояшего не было…

«Чего не было, того не было», — согласился в уме Федька и вздохнул.

На другой день вечером он решил заглянуть в «шайбу», чтобы разогнать мысли и развеяться, послушать новости. В пивбаре за день перебывало много народу, и туда стекались новости со всей округи,

За стойкой сновал Костик Филин, подручный бармена Пашки Лопухова. Было накурено, пахло пивом, вяленой рыбой и чем-то кислым. Федька попросил кружку пива и встал здесь же за стойкой в сторонке.

— Как дела, Мощь? — спросил его Костик, вытирая тряпкой алюминиевую поверхность стойки.

— Да ничего, идут, — ответил Федька, облизывая пену с губ. — Вперёд не забегаем, сзади не остаёмся… А чтой-то Пашки не видать? — спросил он Филина, видя, что тот мотается один. — Хотел он мне на неделе ботинки принести в починку, а что-то не идёт. И здесь его нету…

Федька многим ремонтировал обувь, и многие его знали. Мастером он слыл хорошим, не портачил, его ценили и относились, если не с почтением, то во всяком случае уважительно.

— Пашка завтра будет, — ответил Филин. — Приходи, увидишь.

— Может, приду. Не очень он мне и нужен. Я ему нужнее. А у него сегодня выходной?

— Да нет. Отпросился. Неприятность у него, — наклонился к Мощу Филин.

— А чего случилось? — из вежливости спросил Федька.

Филин ответил не сразу. Он отпустил пива двум парням и, когда те ушли за столик, сказал вполголоса:

— Выручку он потерял на днях…

— Что ты говоришь, — оттопырил нижнюю губу Мощь. Между лопатками у него нестерпимо зачесалось, а лоб покрылся лёгкой испариной. — Г-г-где же?

— Нагорит ему теперь, — продолжал вслух свои мысли Филин. — Сам себя нажёг. Да и меня под монастырь подвёл… Жена ему позавчера позвонила, просила срочно прийти — с тёщей что-то случилось. Старая у него тёща. Всё что-то с ней случается. Мы как раз работу заканчивали. Он последним ушёл. Говорит закрывал бар второпях… Суетился, наверно… Домой пришёл без выручки. Пока хватился… И главное, сам не знает, то ли посеял, то ли вытащили…

— За весь день выручка? — осведомился Мощь.

— За весь, — ответил Филин, подставляя под кран кружку.

— И много вы сшибаете?

— Здорово, — ответил Костик на приветствие вошедшего очередного посетителя, а Федьке сказал: — Когда как. В выходные дни больше, в простые — меньше. Но без полутора тысяч не уходим.

— Что ж… теперь Пашке расплачиваться?

— Кому ж как не ему. Может, и мне придётся погашать недостачу.

— История, — пробормотал Мощь. — Не обойдётся?

— Жди, обойдётся. Кто же деньги отдаст. Ищи дурака. — Костик усмехнулся: — Кто-то сейчас радуется, что столько привалило…

Мощь не мог больше оставаться в баре. Наскоро допив пиво, он заторопился домой, на ходу поразмыслив, что кошелёк, который он нашёл, наверняка Пашкин.

Ветер переменился, и немного потеплело. Но стало грязнее. Машины вытаскивали на колёсах грязь из многочисленных концов города на центральную улицу, и она расползалась по асфальту жидкой глинистой кашей, не щадя и тротуаров. Мощь неторопиво двигался к себе домой, глядя под ноги и ни на кого не обращая внимания.

— Ну-у, решил, что делать с деньгами? — спросила Алевтина незадолго перед сном.

— Не знаю, — ответил Федька. Он был насупленный и злой. — Не знаю… Нехорошо как-то получается, если мы возьмём эти деньги. Человек расстроится. Шутка ли — полторы тыщи потерять.

— Есть с чего расстраиваться! — Алевтина возмущённо взглянула на мужа: — Возьми тогда и на заборе объявления расклей или в газету напиши о находке. Быстро хозяин найдётся.

— На кой шут нам с тобой, Аля, чужие деньги. Ведь не наши они.

— Были не наши, стали наши… Нет, ты расклей на столбах объявления…

— Чего мне расклеивать. Я и так знаю, кто их потерял.

— Знаешь? — удивилась Алевтина и присела от неожиданного мужнина сообщения на диван. — А кто?

— Пашка Лопухов.

— Это который пиво в баре продаёт?

— Тот самый.

Пашку она знала. Он раза два заходил к Федьке насчёт ремонта ботинок, толстый, круглый, со светлыми прямыми волосами. Всегда был улыбчивый, с золотым зубом, с перстнем-печаткой на жирном пальце.

— Пожалел кого, — всплеснула руками Алевтина, — Пашку-торгаша. Он недольёт одному-другому — и рубль в кармане. Держался бы он там, если было бы плохо.

— Чего судить других, — проговорил Федька. — А мы не жили богато, и начинать нечего, — повторил он любимое присловье отца.

Ночью он не спал. Отвернувшись к стене и высунув из-под одеяла голые коленки, думал: «Может, и права Алевтина, что он Пашке — радетель? Сам виноват, что потерял. Не разевай варежку…»

Мощь потихоньку встал. Прошёл в каморку-мастерскую, закрыл дверь и включил свет. Достал из-под тумбочки жестяную коробку, высыпал на стол гвозди. Под ними лежали деньги, прикрытые, чтобы не маслились, газетой. Он разгладил их, послушал, как они хрустнули, повертел в руке.

«Вот он купит полушубок, зачем полушубок, дублёнку купит. Придёт в бар, друзья будут завидовать. А Пашка, который за стойкой, а может, и Костик Филин, его подручный, будут выплачивать. И будут наливать Федьке пива и спрашивать о жизни, и придут к нему сдать в починку обувку и не будут знать, что Федька украл у них деньги. Фактически украл. Притом это не личные Пашкины деньги и не Костика, а государственные. И выходит, что Федька государство обокрал… Вот как оно выходит».

Эта внезапно полоснувшая мозг мысль как огнём ожгла Федьку.

— Фу, чёрт! — Мощь вспотел. Быстро задвинув коробку под тумбочку, он снова лёг на диван. Сон не шёл. Немел бок, и лежать было неудобно. Он перевернулся на спину и широко раскрытыми глазами стал смотреть в потолок.

Среди ночи к нему подошла Алевтина.

— Не спишь, Федя?