Ольга Эрлер - Я и мои (бывшие) подруги

Спасибо за урок, подруга.

Рыжий Портос — бывший муж Риты, влюбился не на шутку, ездил к Вале, звал замуж. Но Вале никогда не давались иностранные языки.

Она правильно поступила: наверное, жить лучше дома, в своей стране, какой бы она ни была.

Наша следующая встреча летом в Москве оказалась не менее курьезной. Я обычно оставалась на сутки у моих подружек, летя к родителям на самолете и обратно через месяц-полтора. Валя встретила меня в Москве несколько напряженно, как будто что-то не договаривая. Прибыв в свой южный город, я поделилась впечатлениями, что ее знаменитая талия как будто поплошала. Когда на обратном пути через месяц-полтора я снова оказалась в Москве, к моему изумлению, я обнаружила у нее живот, который уже невозможно было скрыть никакими силами. Наконец, слава богу. Ей уже было под тридцать, а в то время это считалось критическим возрастом для первой беременности. Тогда же наша третья подруга Ира ходила на сносях уже своим третьим ребенком.

Валя, отнесу это на счет гормонов, почему-то не хотела, чтобы кто-то знал о ее беременности. Но ведь ребенка не скроешь, да и зачем это делать!? Но, видимо, у нее были особые соображения, о которых теперь никто не узнает.

А потом настали голодные годы развала СССР, безработицы, безденежья, отчаяния и неизвестности. Валя бедствовала. Горячо любимую дочку пришлось отдать в лесной круглосуточный детсад, где ее хотя бы регулярно кормили и где ребенок в четыре года, как Ленин, научился читать. Валя страшно исхудала, потеряла сон и нервы, мучилась одиночеством и неустроенностью. Жила одним куревом, даже в один из моих приездов на какое-то время попала в отделение неврозов, где, по ее словам, оказались очень интересные люди. Она хваталась за любую соломинку, будь то работа, сомнительные подруги, или мужчины, способные помочь.

Я, обладательница статуса лучшей подруги, всегда спрашивала разрешения приехать в Москву и остановиться у нее. Другие, бывшие сокурсники или одноклассники, не были такими щепетильными, приезжали к ней, как к себе домой. Экономили на гостинице и ресторане. Ожидали накрытого стола и гостеприимства в его первобытном варианте, пользовались ее порядочностью и добротой. А она не могла отказать. У меня вызывали некоторые подозрения ее новые друзья и подруги. Я не понимала, что бывают ситуации, когда ты не можешь себе позволить разборчивость в отношениях. Слава богу, мне не приходилось переживать такие времена. А ей пришлось. И это не прошло бесследно.

С трудом она пошла на подъем. Окончила курсы, освоила новую специальность и компьютер, нашла сначала одну, потом другую — лучшую работу.

А потом мои зимние приезды к ним в Москву или летние «пролеты» через столицу прекратилась. Не спрашивайте меня, почему. Я просто не помню. Что за обстоятельства управляли тогда моей жизнью, и почему у меня не было сил или желания управлять ими — не помню.

Лень, текучка, нежелание повторять одно и то же? Или просто пришло время сделать перерыв в отношениях. Ведь всему в жизни свое время. Это было давно, еще задолго до европейского миллениума в 1999 и тем более до русского в 2000 году. Я не помню фактов, дат, событий. Такая у меня память, да и жизнь. Не временная, а эмоциональная, не сумма лет, а произведение эмоций и чувств. Вот последнюю нашу встречу помню именно из-за эмоций.

Она состоялась лютой московской зимой, скорее всего в феврале, когда холоднее всего. Я еще дубленку себе хотела купить, так меня впечатлили этот холод и москвички, все как одна в шубах и дубленках до пят.

У нас в Европе такое не носят. Стыдятся. Во-первых, считается варварством сначала мучить зверей на фермах в маленьких клетках, а потом убивать ради шкур. И потом, просто смешно ходить в соболях зимой, когда столбик термометра не опускается ниже плюс пяти. А когда в наши края попадает такая русская туристка в шубе до пола, то даже сдержанные местные жители недоуменно оборачиваются на нее, как на зверя из зоопарка с человеческой головой. Одним словом, милые женщины, соберетесь в наши края, не надевайте шуб — не поймут и не оценят, зря промучаетесь.

Но вернемся в морозную Москву. Мы втроем — Ира в шубе, Валя в дубленке и я в драпе на рыбьем меху — пошли на рынок покупать мне турецкую дубленку. Было весело, я что-то там мерила. А один честный продавец — обратите внимание на это странное выражение из двух слов, исключающих друг друга — сказал мне: «Женщина, не покупайте эту ерунду, у вас хорошее пальто». Ну, часто вы встречали подобное? Нет, чтобы впарить, а потом руки потирать. Значит, не всегда работает «не обманешь — не продашь». Неудивительно, что я запомнила этот эпизод.

В мои первые приезды я обычно жила у Вали, а к Ире ходила в гости. Валя жила одна. А у Иры дети, муж, одно время даже огромная собака. Я чувствовала себя стесняющим элементом, да и Валя мне по духу как-то ближе была. Потом картина изменилась, я попеременно жила то у одной, то у другой. Зависело это от разных факторов: наших планов, наличия билетов в театр, машины, близости к аэропорту.

В последний день, о котором речь, я должна была ночевать у Вали. То есть, накануне, проснувшись у Иры, мы пошли на рынок, где к нам присоединилась Валя, у которой я должна была заночевать в последнюю ночь перед отлетом.

Но в этот день у нас как-то не получилось гармонии, и, пробыв у Вали вторую половину дня и вечер, я спросила, не обидится ли она, если я переночую у Иры.

Она удивилась и обиделась. Хотя виду не подала. Но нам не надо было его подавать. Мы понимали друг друга. В тот день мне было легко с Ирой, а с Валей — нет. И я выбрала легкий путь.

Скорее всего, произошло какое-то минутное расстройство инструмента, ничего страшного, просто надо было подтянуть струны. А, может, у обеих выдался неудачный день или предменструальный синдром вмешался, или усталость, или не совпало настроение. Но как-то не комфортно нам было друг с другом. На другой день все могло бы получиться по-другому. А вот в тот вечер мне хотелось к Ире, к ее цыганскому табору, к ее непрекращающимся рассказам о трех детях, быте, книгах, театральных постановках, вечных дискуссиях с супругом. Валя обиделась, но если бы я осталась, вечер мог оказаться неудачным для нас обеих. Потому что мы привыкли быть откровенными друг с другом, и красная клюква натяжки или неискренности испортила бы ситуацию еще больше. Я думала, что нам обеим станет лучше, если я уйду.

Почему я так подробно все объясняю. Или даже оправдываюсь? Потому что это была наша последняя встреча. А мы этого, конечно же, не могли знать. Знал бы, где упадешь, соломку б подстелил.

Потом были еще какие-то письма и звонки с моей стороны. Помню, Валя все беспокоилась, что мне дорого обойдется телефонный разговор. Но той близости, той особой, которой отличается дружба, возникшая в детстве, фундаменте всей дальнейшей жизни, больше не было. Я имею в виду — в реальной жизни. Во внутренней она существует до сих пор.