Анн-Лу Стайнингер - С трех языков. Антология малой прозы Швейцарии

«Во дает — даже нас переплюнула!» — подумали друзья.

И в самом деле. Мы навидались разных олухов и дуралеев, готовых проглотить любую чушь, но это уж было слишком: на галиматью Мирандабры ни один простофиля не купится! Они, однако, упустили из виду одну очень важную мелочь: эта чертова дура верила в свой бред, верила так упрямо, свято и непоколебимо, что в упор не замечала нашего скептического зубоскальства; верила, как я лишь много позже стал догадываться, с такой силой, что перекраивала будущее под свои предсказания, лишь бы они не оказались ложными. Сколько бы мы ни насмехались, она верила за нас всех.

— Во всяком случае, Шансек, ты у нее останешься единственным клиентом, это уж точно!

О-хо-хо…

«Любезная мадам Мирандабра!

Я польщен необыкновенным вниманием, которое Вы мне уделяете. Как! Вы, знаменитая Мирандабра, чьи заслуги и титулы не помещаются на визитной карточке, Вы, к кому непременно обращаются сильные мира сего, прежде чем принять важное решение, Вы, в чьем кабинете рядом с совиными чучелами сиживали английская королева, Пиночет и Его Святейшество Папа Римский — Вы снисходите до такого заурядного человека, как я, ничего из себя не представляющего сегодня и, как говорится, не имеющего будущего, главное же, способного сорвать кучу пророчеств! Не сочтите за обиду, мадам, но я попросил бы Вас оставить меня в покое»… и т. д.

«Мадам, я уже много раз говорил и писал Вам, что мне осточертели Ваши дурацкие предсказания. Я не желаю знать свое будущее, тем более такое, о каком Вы мне все уши прожужжали. Предпочитаю жить сегодняшним днем, а дальше — будь что будет. Если завтра солнце не встанет и миру суждено погибнуть, на кой мне знать об этом раньше других, если я ничего не могу изменить! Прошу в последний раз: отстаньте от меня, или я подам на Вас в суд за магическое домогательство»… и т. д.

«Чертова вещунья, отравительница судьбы, болтливая старая ведьма, хоть бы все злобные пророчества, которыми ты наводняешь мир, обратились на тебя да и пришибли наконец!»… и т. д.

Чего только я не делал, чтобы от нее избавиться! Чего только не говорил ей! Но ни угрозы, ни брань не действовали, она не унималась:

— Мсье Шансек, послушайте меня! Это очень важно…

И так каждый день с того самого визита… я много раз переезжал, менял адреса и даже имя, но она все равно каждый день ухитрялась найти меня и устно или письменно напредсказывать всякие ужасы — а чтобы что-нибудь хорошее, так нет, это не в ее духе: крушение поезда, наводнение, резня, крупный проигрыш, потеря близких, крах карьеры, преждевременные роды, повышение цен на продукты… и неизменно смерть на следующий день — единственное пророчество, которое никогда не сбывалось. Что же до остальных…

— Будьте осторожны! В такой-то час на такой-то дороге произойдет катастрофа.

Первое время я лез из кожи вон — старался оповестить родных и знакомых, радио и газеты, весь мир. Но меня посылали куда подальше, советовали не каркать. Мне не верили. А катастрофа происходила: десять раненых, пять убитых. Обычно гадалки предсказывают счастье, удачу, любовь, и ничего, если исключить случайные совпадения, не сбывается. Но им верят. Мирандабра же предвещала только напасти, и люди затыкали уши. Хотя самое худшее-то как раз и сбывалось. Странная логика. Считается, что большинство людей — пессимисты. Так почему именно я, человек жизнерадостный, доброжелательный, — почему только я должен был принимать на себя это тяжкое бремя — знать о всех бедах заранее? Я страшно мучился, изнемогал. А бедствия все сыпались и сыпались и рождали во мне чувство вины. Да, я чувствовал себя виноватым в том, что всегда все знал и ничего не мог предотвратить; подспудно к этому примешивались другие угрызения: сам-то я каждый раз избегал предсказанных несчастий, а вместо меня день за днем погибали другие. Да-да, вместо меня! Боюсь, моя собственная смерть постоянно откладывалась на день благодаря этим жертвам. Мой неоплатный долг все возрастал. Я постоянно оказывался единственным уцелевшим в очередном эпизоде вселенской кровавой бойни, несчастной Кассандрой, дожидавшейся уготованной ей участи умереть последней. О, если бы я мог не слышать больше гадалку!

Я все еще жив. И небо до сих пор не рухнуло на землю. Пустое, равнодушное, оно по-прежнему блистает синевой. И я люблю его успокоительную бесконечность. Вообще же более всего на свете я люблю наимельчайшие малости: тень от какой-нибудь мошки, первую каплю дождя, шевеление реснички инфузории. Ничто не кажется мне чересчур ничтожным, крошечным и хрупким. Я постарался отстраниться от человеческих мерок, отключить эмоции. В конце концов, будущее — это не что иное, как с опозданием явившееся настоящее. А судьба — всего лишь нескончаемая тоска. Чтоб не сойти с ума, я превратился в фаталиста. И старая стерва, видно, это почувствовала. Постепенно она перестала возвещать мне всякие бедствия и сосредоточилась на главном: на моей кончине.

— Не забудьте, дорогой мсье Шансек: завтра вы умрете, — зловеще куковала она каждое утро.

Потом от нее стали приходить записочки в конверте с одним словом: «Завтра», без адреса и подписи, будто приглашение на тайное любовное свидание. «Завтра». Это волшебное заклинание на день, мое «carpe diem» и залог моего долголетия.

Но вот сегодня я от Мирандабры ничего не получил. Ни звонка, ни записки. И совершенно выбит из колеи. Что это значит? Наступит ли еще для меня какое-нибудь завтра, или же… надо понимать, что это мой последний день? Будь оно проклято, молчание гадалки! После стольких лет вдруг взять и бросить меня! Уж слишком, верно, счастливо я жил, показывал, что больше не нуждаюсь в ней! Не очень верил ей — вот она и не вынесла!

Я побежал к гадалке. Отыскал ее улицу, дом. Но ни таблички, ни имени ее не нашел.

— Нет тут никакой Мирандабры, или как ее там… Да и не было никогда!

— Что ж, спасибо.

Я расспросил консьержек, стариков и даже осмотрел могилы. Но не нашел и следов моей гадалки. Честно говоря, меня это не очень удивило — ведь прошло столько времени… Конечно, прежде я бы не решился проверять — из страха нарушить странный договор, который изо дня в день поддерживал мою жизнь. Я сел около дома, соображая, как быть…

По небу разливается багряно-золотой закат. День подходит к концу. И что же со мной будет? Вдруг я увидел своих старых друзей. Им, как и мне, по сто двадцать пять лет, но в глазах задорный блеск. Идут гуськом, и каждый крутит апельсин на длинной палочке. Они поглощены этим занятием.

— Ребята! Так вы еще живы! — крикнул я.

Друзья, дорогие друзья — вот он, лучший в жизни подарок.

— Ты, что ли, Шансек? С днем рождения, старик!

Они едва взглянули на меня.