Ирина Комиссарова - Школа. Остаться в живых (сборник)

Он позвонил. С какого-то левого номера — специально, чтобы я не сбросила вызов.

— Ира, прости меня. Я такой дурак, — это звучало вполне правдоподобно.

Голос Андрея дрожал. Если б я не знала, что он не употребляет наркотики, сказала бы, что он под кайфом.

— Я хочу рассказать тебе все… Послушай, не вешай трубку. Оксана нажаловалась моим предкам, сказала, что я попал под влияние конченой девицы, что ты меня совращаешь, подавляешь, портишь… Ты же их знаешь, они сразу накинулись на меня. Да так, что я сам в это поверил…

Вот, блин, мечта гипнотизера.

— Поверил? А как же любовь?

— Они заморочили мне голову…

— Любовь — не в голове… В сердце, — сумничала я.

— И что, я должен был сказать, что мы встречаемся? Они бы все равно не поняли… Они считают, что рано…

— Они правы.

Молчание. Тягостное, виноватое.

— Ира, я не знал, что Оксана попросила сделать запись. Я не думал, что так выйдет. Прости. Прости! Прости!!!

Все это было как-то не душещипательно. Сердце не екнуло. И бровь не поднялась.

— Счастливо оставаться.

Я уже готова была нажать кнопку «вызов окончен», но он успел:

— Постой! Я все исправлю, я отомщу!

Мне стало смешно. Мальчик, иди лучше супчик ешь — остывает.

— Ну давай.

— Тогда ты простишь меня?

— Конечно. Пока.

Андрей не понял иронии, и на следующий день по электронной почте я получила план мести. Выглядел он солидно — как научный труд. С целями, задачами и даже списком использованной литературы. Малыш решил поиграть в Зорро, точней — в неуловимого мстителя.

Сам план был, так сказать, гениален: развесить вблизи школы и дома Оксаны объявления об оказании интимных услуг — с ее фото, именем и домашним номером. По расчетам Андрея, ей должны были обзвониться все местные озабоченные, тем самым превратив ее жизнь в ад.

И этому придурку я делала минет! Жесть.

Я не ответила на его письмо. А вскоре и вовсе о нем забыла. Учебный год подходил к концу, и мне нужно было думать о более важном — о выпускных экзаменах. Я занималась целыми сутками и, что удивительно, не без интереса. Мама стала обзывать меня «ботаником» и даже подарила очки — с круглыми стеклами, в толстой оправе. Прикололась.

На то, чтобы куда-то сходить, я просто не находила времени. После школы все мое общение с внешним миром происходило через Интернет. Я включала свой розовый нетбук и погружалась в Паутину — отвечала на письма, сообщения в Контакте, смотрела последние новости из жизни друзей.

Однажды, во время очередного «погружения», на страничке Оли я обнаружила странный статус: «Оксана, прощай». О чем это она?

В один клик я влетела в официальную группу девятого «А» и увидела новую тему. Она называлась «Больше не классная». Я судорожно открыла ссылку. Первый пост, написанный старостой, гласил:

«Уважаемые одноклассники! Важная информация. В понедельник Оксана Николаевна уволилась из нашей школы. Она больше не классная. Наш новый руководитель — Сергей Денисович, учитель…»

Уволилась? Да не может этого быть!

Я не поверила своим глазам. Где же Олин номер?

— Что с Оксаной? — Я забыла даже поздороваться.

— А, Ира, я как раз собиралась тебе звонить… Ты ведь не знаешь… У нее в семье несчастье. Ее маму разбил инсульт. Оксане пришлось уйти — теперь она дома сидит, ухаживает…

— Инсульт? От чего?

Я приблизительно знала, от чего случаются инсульты. Бывало, мама в шутку угрожала, что ее хватит инсульт, если я не поступлю в институт.

— Да толком непонятно. Говорят, что Оксана обнаружила ее после работы, на полу. Та сжимала телефонную трубку и бормотала что-то неразборчивое… Про кекс, шхуны, незабудки…

Секс, шлюхи, проститутки.

Объявления.

Андрей.

В группе класса была еще одна новая тема — под названием «Конкурс». Староста сообщал, что победу одержал девятый «Г». Комментариев не было.

У меня нет шансов что-нибудь объяснить. Потому что вы не догоняете.

Отлично, обойдемся без дешевого сленга. Это даже предпочтительнее. Вы понимаете это слово? Вот и хорошо, что понимаете. Если вы почему-то думаете, что в десятом классе говорят только на сленге, вы ошибаетесь.

Много чести объяснять, почему это так.

Минуточку, минуточку. Мы же с вами договаривались, что вы не будете меня прерывать. Я понял, вы тупо обиделись. Ладно, извините. Я не хотел. Просто я нервничаю. Если бы я не нервничал, мы бы с вами тут и не разговаривали, разве нет?

Почему это я гиперактивный? Вы имеете в виду — в активном поиске? А, понял. Это у вас тоже сленг такой.

Ладно, я расскажу по порядку.

Все это началось полгода назад, ага. В сентябре. Мы очень удивились, когда Лариса уволилась. Но еще больше удивились, когда увидели этого парня. Он вошел в сопровождении Агнессы Львовны, завуча. То есть сперва вошла Агнесса, а потом уже он вошел.

В светлом пиджаке и джинсах.

— Я ваш новый историк, — сказал он. — Меня зовут Константин Петрович. Силиверстов.

И Агнесса Львовна, завуч, при этих словах так и заулыбалась. Потому что голос у него дрогнул, как у студента на пересдаче. Не выглядел он на «Константина Петровича», ну никак не выглядел.

Потом-то мы узнали, что он в свое время тоже здесь учился, у Агнессы. Класса до десятого. А потом в другой школе. А потом пошел на исторический. И теперь ему двадцать четыре.

Ну, то есть теперь уже двадцать пять.

— Будем гнобить чувака, — шепнул мне Митька Саленко. — Пусть побегает.

Я улыбнулся.

Константин Петрович подумал, что это я ему улыбаюсь. Даже приободрился слегка.

— Так что, дорогие теперь уже десятиклассники, прошу любить и не жаловаться, — изрекла Агнесса. — Ваш новый учитель довольно строгий… не смотрите, что он еще… — тут Агнесса поняла, что зря это сказала. — Да. Зато он будет понимать ваши проблемы. Ну и, если что, поговорит с вами по-мужски. Понятно?

Девочки покивали. Я отвернулся и стал смотреть в окно. Было так и видно, что Константин этот Петрович уже к нам ко всем приглядывается: пытается понять, кто будет на его стороне, а кто нет.

Это он правильно.

Потом Агнесса ушла, а он остался. Встал у доски, как приклеенный. Написал мелом: «третье сентября». Я не сказал — история была на третий день. Первого мы вообще фактически не учились. Кто пошел в парк, кто просто домой свалил. А второго даже не помню, что было.

Так вот. Написал он «третье сентября», а обернуться боится. Плечи у него (в пиджаке) так и напряглись. Кстати, он довольно широкоплечий. Не дохляк. Тут Агнесса верно сказала.

Потом обернулся. И на меня смотрит.

Глаза у него серые, умные. Это видно. Стрижка такая странная, как будто он носил раньше длинные волосы и наскоро пообкорнался. Хотя, конечно, вряд ли это было так.