Уэллс Тауэр - Дверь в глазу

Когда я вошел с нашей дочкой Мари, они оба аж подскочили, а потом понесли какую-то чушь насчет того, что это, мол, новые упражнения по системе шиацу. Я накинулся на Барри с куском гофры, которую принес, чтобы поставить в ванной под раковиной. Дочка от моих криков заплакала. Я кое-что разбил и пообещал, что дальше будет хуже, и тогда они ушли все вместе — Барри, Джейн и Мари.

Помню, как Джейн стояла на пороге нахмурившись, с охапкой вещей в руках, и сказала, что я еще пожалею о своем поведении.

И она не ошиблась: я и правда пожалел, но не сразу и не то чтобы очень. Джейн выкупила мою долю нашего дома за приличную цену. Я поселился за городом в небольшом домишке на шести акрах земли, с ручейком во дворе. Домик был бы вполне ничего, если бы не полчища черных ос, которые прогрызали дыры в стенной обшивке. Эти твари поднимали жуткий скрежет, и по выходным, когда тоска становилась совсем нестерпимой, я немного отвлекался от мрачных мыслей, опрыскивая их норки ядом.

Я вскопал огородик и привык к хмурой кошке, которая приходила сидеть в кукурузе. Я заставил себя искать новую любовь и некоторое время думал, что нашел ее в девице с работы. В постели она прямо таяла, но в обычной жизни тоже страдала депрессиями, которые были ей очень дороги. Она часто звонила мне и по два часа вздыхала по телефону, чтобы я оценил глубину ее чувств. Скоро я порвал с ней, а после начал скучать и ругать себя за то, что не хватило соображения хотя бы сфотографировать ее голую.

С Джейн я виделся каждый месяц, в день, когда приезжал забирать Мари. После того как Барри заставил ее сменить алкоголь на травяные настойки, она заметно похорошела. Ненависти я у нее больше не вызывал, и теперь она относилась ко мне с этаким кислым участием. «На днях, когда ты прошмыгнул у нас под окнами, я даже расстроилась, — сказала она как-то. — Зря ты это. Но уж если решил сделать шпионство своим хобби, тогда хотя бы глушитель на трубу поставь, а то такой грохот, точно рыцаря в латах по улице волокут».

Слава богу, почти все лето после того, как мы расстались, она провела далеко: сначала была на родине Барри в Мендосино, в Калифорнии, потом в Орегоне и Седоне, которая в Аризоне, а потом вернулась и опять уехала в какой-то горный приют, чтобы общаться с кедрами и сливаться с космическим сознанием.

Вдруг в сентябре, рано утром, звонит. Я уже не спал и слушал, как осы едят мой дом.

— У нас тут в ашраме чепе, — сказала Джейн. — Можешь приехать забрать Мари? И Барри тоже, если ты не против.

Сначала я завелся, испугавшись, что Мари покалечила себя, пока взрослые собирали нектар с цветов небесного блаженства, но Джейн сказала, что нет, все дело в Барри. Он свалился с крыши или еще откуда-то, и теперь ему надо домой, потому что из-за поврежденной лодыжки он не может принимать позы. Она объяснила, что Барри не в силах ни нажимать педаль в автомобиле, ни сидеть с ребенком, пока она на занятиях. Было бы здорово, сказала она, если бы я согласился помочь.

Я не люблю ездить на своей машине далеко за город, и вдобавок меня не вдохновляла перспектива долгого путешествия с Барри Крамером. Но Джейн хотела, чтобы мы снова могли делать друг другу одолжения, и это меня тронуло. Она вроде как протянула мне оливковую ветвь, и, хотя эта ветвь была больше похожа на ободранный сучок, я сказал — ладно.

Их приют был в западной части штата, часах в трех езды. Следуя указаниям Джейн, я долго петлял по второстепенным дорогам, а потом остановился и вылез в очень симпатичном местечке — широкий луг, заросший золотарником, сбегал к озерцу цвета новых синих джинсов, окаймленному густым темным лесом. Не так давно я читал в газетах о женщине, которая погибла примерно в этих краях при странных обстоятельствах. Она исчезла во время уик-энда, когда отдыхала здесь с мужем. Все выглядело так, будто он ее и убил, писали газеты, и его уже хотели арестовать, но тут один охотник застрелил черного медведя и нашел у него в брюхе кусочек шляпки этой дамы. Так что вдовцу, можно сказать, повезло.

На территории приюта я прошел мимо молодой мамаши, которая сидела на раскладном столике и кормила грудью младенца. Неподалеку висели на турнике вниз головой несколько детей. Парень, который мотыжил участок с гороховыми плетьми, сказал, что знает мою бывшую жену, и махнул на брезентовую хижину, где она жила.

Барри сидел на полу внутри, положив больную ногу на скамеечку. Он поднял на меня глаза. В бороде Барри стало больше седины, чем когда мы виделись в последний раз, но она его не портила. Подтянутый живот, гладкая кожа, волосы без единой проплешины — по всем статьям лучше меня.

— Здравствуйте, Эд, — сказал он.

Джейн не соврала насчет ноги. Выглядела она кошмарно: серая от голени до кончиков пальцев, а на самой лодыжке — громадный лиловый синяк в форме спиральной галактики.

Я подошел и пожал ему руку.

— Черт возьми, Барри, — сказал я, — надо было позвонить мне раньше, чем начнется гангрена.

Он посмотрел на свою ногу и сделал такой жест, словно отгонял дурной запах.

— Сильно растянул, вот и все. Ничего особенного. Надо просто ее не трогать, а дальше организм сам справится. Незадача в том, что я уже внес аванс за первый этап, и обратно его не отдадут. Может, вы думаете, что на деньги в таких местах всем плевать, но, поверьте мне, эти люди считают каждый цент.

Хлопнула дверь, и вошла Мари. Увидев меня, она прикрыла один глазок и понарошку сконфузилась. Потом протянула мне ручки, и я подхватил ее под мышки.

— Я играла с Джастином, и смотри, что у меня получилось, — сказала она и сунула мне под нос свое запястье. Кожа на нем была красная и липкая. — Обжог сумаха, — гордо пояснила она.

— Фу, — сказал я и поставил ее обратно. — Слушайте, Барри, я бы поздоровался с Джейн, если вы знаете, где она.

Я еще не говорил ей, что подал заявление на перевод в Хот-Спрингс, где открывался наш новый филиал. Если его примут, я получу повышение и под моим началом будут работать люди. Я хотел, чтобы она была в курсе.

Барри покачал головой.

— Боюсь, это невозможно, — сказал он. — У нее сеанс уединения.

— Да я только сунусь на секундочку и скалу: «Привет».

— Мне очень жаль, но сейчас к ней никого не пустят, даже меня. Доступ закрыт на тридцать шесть часов. Если хотите, оставьте записку.

Я подумал.

— Ладно, не надо. Тогда поехали, что ли.

Барри поднялся, опершись на старый металлический костыль со сложенным полотенцем вместо мягкой подушечки сверху. Я хотел взять его рюкзак, но он решил показать, какой он кремень, и заявил, что справится сам. Потом поковылял за мной по дорожке, останавливаясь через каждые пять шагов, чтобы поддернуть лямку.

У машины я открыл ему дверцу, однако он не сразу полез внутрь. Барри стоял, покачиваясь на костыле, и озирал небо, поля и упавшие деревья, которые начали приобретать цвет фруктового мороженого. Он почесывал закопченную бороду и дышал глубокими, жадными вздохами.