Николай Кононов - Похороны кузнечика

И еще я подумал, что они, как плотогоны из документального фильма про Карпаты, я его почему-то до сих пор помню: стоят на пожитках, сваленных у ног до кучи, – какие-то легкие рюкзаки и сумки, никого не задев из близких и дальних, и тонут так тупо, пошло и так легко.

Поэтому, когда внезапно завязалась поначалу нелепая, непонятно отчего возникшая драка, оно, это , выплывшее шлейфом за мной на темнеющую улицу, материализовавшись из согласных их странного словаря, из воздуха их шепота, налетело на меня, как голубь, откуда-то сверху, а может быть, вырвалось из-под ног, словно куропатка.

Большое и совершенно определенно крылатое тело, принадлежащее тому, кого я именую это , оказалось не только бесполым, никаким, но и удивительно легким.

Как будто я хлебнул некоторое время назад не стакан кофейной жижи, а набрал полные легкие дурманящего наркоза.

Вообще-то это была крылатая голова с фасада Троицкого собора кисти московских богомазов. Я лобызал и лупил это в самую сладкую и уязвимую точку середины – точку перегиба крыльев, где 0 губ переходит в , а оно, это , летало вокруг меня все ниже и ниже, задевая ущербную траву, оставляя за собой, как реактивный самолет, клубы оплавленного, ставшего видимым, сильно покрасневшего мешковатого воздуха.

Духота упиралась в горячую почву, как ликование.

Ведь у нас была с ним какая-то смутная пыльная история, похожая на галлюцинацию. О ней мне не хочется вспоминать. Но для полноты картины... Тоже на исходе лета. Я ее вижу нечетко, словно сквозь слезы.