Светлана Шипунова - Генеральша и её куклы

— Запросто могла, — махнул рукой В. В.

Сёстры Мирославы, напуганные звонками В. В., мчались на маленьком дамском шевроле по трассе, ведущей из города К. на юг, в город С. Они довольно быстро проскочили ту часть пути, которая шла по равнинной местности, благополучно преодолели перевал и теперь медленно тащились по горному серпантину за пыльным рефрижиратором, обогнать который Лане никак не удавалось.

— Не спеши, — удерживала её Мила. – А то ещё сами куда‑нибудь влетим.

Всю дорогу они, не переставая, обсуждали случившееся.

— Сейчас столько людей пропадает! – говорила Мила. – Вот так выходят из дома – и все. Ты передачу «Жди меня» смотришь? А я смотрю, каждый понедельник. Там такие истории показывают – обрыдаешься. Многие люди просто теряют память. Представляешь? Человек вдруг обнаруживает себя идущим по обочине какой‑то трассы, может, даже за тысячу километров от того места, где он живёт. И чувствует, что ничего не может про себя вспомнить, ни как он сюда попал, ни кто он, ни как его зовут… Вот что это? Инопланетяне забавляются? Или спецслужбы? А может, это какая‑то новая страшная болезнь? Ужас, кошмар. Правда, это в основном с молодыми мужчинами случается, про женщин я ещё ни разу не слышала.

— Наивная! Какие инопланетяне, какие спецслужбы… Набухаются мужики отравы какой‑нибудь и – в отключку.

— Да? А как они оказываются за тысячу километров от дома?

— Элементарно. В поезд сел и поехал.

— Нет, но бывает же, что люди на самом деле память теряют.

— Ну, бывает.

— А вдруг и у нашей Руси с головой что‑то случилось? Помнишь, когда она ещё в газете работала, как её головные боли мучили? Вот так, говорит, сижу, читаю полосу, вдруг в глазах начинает рябить, половину текста вижу, а другая половина расплывается, как в телевизоре, когда он не настроен, мелкая рябь такая. Потом, говорит, хочу что‑то сказать, а у меня как будто кончик языка онемел, и главное, не могу вспомнить слово, как оно произносится. В общем, «тут помню, тут не помню». Ужас, кошмар.

— Вообще‑то это называется нарушение мозгового кровообращения. Могло и до инсульта дойти. Она же тогда работала, как проклятая, ночами в редакции пропадала, от перенапряжения все это и случилось. А ей даже лечиться толком некогда было, съездит в поликлинику, под капельницей полежит, и – опять на работу. Но это когда было? Ещё до Володи. А теперь‑то у неё, слава Богу, совсем другая жизнь, не сравнить с той…

Лане удалось, наконец, обогнать ненавистный рефрижиратор, чтобы через триста метров упереться в такой же неторопливый рейсовый «Икарус».

— Жизнь другая, а напряг тот же. Выглядела она в последнее время не очень, я как ни приеду, она такая уставшая, мне её даже жалко. Все‑таки это житье на два дома, эта езда туда–сюда, эти бесконечные гости… А сколько сам Володя требует внимания? Там же каждый день всё должно быть свежее, наглаженное, потом он это ест, это не ест… Да ещё мы с тобой грузим ей свои проблемы. Так что, я думаю, у неё, как минимум, – синдром хроничесой усталости, — поставила диагноз Мила.

— Очень может быть, но оказаться совсем одна где‑нибудь на улице, в незнакомом месте, она не могла, потому что пешком уже много лет никуда не ходит, и в общественном транспорте не ездит, только на его машине, с водителем. Я однажды у неё спросила, какая к ним идёт маршрутка, она говорит: понятия не имею, ни разу не ездила.

— А если она и правда сама за руль села?

— Что‑то мне не верится, – Лана решительно пошла на обгон «Икаруса». – Она же водить совершенно не умеет, права правами, но практики‑то никакой, зачем ей было рисковать, какая необходимость?

Когда В. В. позвонил им из Москвы и спросил, давно ли они видели и слышали свою сестру, обе сразу почувствовали неладное. Во–первых, он редко сам им звонил, во–вторых, голос был слишком уж взволнованный, хотя В. В. и пытался это скрыть. А главное на встречный, не менее тревожный вопрос, а что, собственно, случилось, он ответил: «Пока не знаю», напугав сестёр ещё больше, чем если бы сразу сказал, что Руся пропала.

Они немедленно созвонились между собой, Лана примчалась, и решено было, что в любом случае надо ехать. С дороги они периодически звонили В. В., но ничего нового он сообщить не мог. Надеялись, что вдруг сестра сама отзовётся, Мила то и дело набирала номер её мобильного телефона, но в ответ слышала одно и то же: «Вызываемый вами абонент находится вне зоны связи…», что казалось им теперь зловещим сигналом беды.

— Неужели её похитили?

Мила произнесла, наконец, слово, которое обе они боялись выговорить.

Лана тут же захлюпала носом.

— Если с ней что‑то плохое случится, я не знаю, что я им сделаю, я их всех поубиваю!

— Кого всех?

— Всех, кто там есть в доме, – она едва увернулась от выскочившего из‑за поворота милицейского уазика. – У них не дом, а проходной двор, кого только не бывает, всех подряд приглашают, принимают, кормят–поят… Потом какие‑то посторонние люди всё время – то двор озеленяют, то бассейн чистят…

— Если её, не дай Бог, похитили, то это явно кто‑то из своих организовал. Из тех, кто бывает в доме, знает, что она приехала, а он в Москве. Эти их Аннушка с Костей знали, могли сказать кому‑то. И вообще, они единственные, кто был в доме, так что в любом случае без них не обошлось. Им могли заплатить, чтобы они двери открыли. Её увезли, а им пригрозили, чтоб молчали.

— Да вроде же хорошие люди, давно у них работают, Русю любят…

— Ага. А ещё больше любят денежки.

Лана вдруг вспомнила, как однажды они с Русей смотрели по видику какой‑то зарубежный фильм, там похитили молодую женщину и требовали выкуп. И Руся сказала, как бы между прочим: «Если меня когда‑нибудь похитят, я скажу Володе, чтобы никаких денег за меня не давал, лучше я там что‑нибудь с собой сделаю, я найду способ». «Тебе что, денег жалко?», — смеясь, спросила Лана. «Нет, мне Володю жалко», — ответила Руся абсолютно серьёзно.

— Почему он в милицию не заявляет?

— Не хочет огласки.

— Да мне плевать! – бушевала Лана. – Пусть все всё знают, лишь бы она нашлась! Я и ему то же самое скажу, когда приедем! Нечего сидеть и ждать! Надо всех поднимать на ноги, всех, лишь бы только найти ее… пока не поздно. Может, она сейчас в подвале каком‑нибудь, связанная… А он, видите ли, не хочет огласки!

— Ланка, останови, мня укачало, – взмолилась Мила.

Они остановились. Справа от трассы, далеко внизу неподвижно лежало спокойное холодное море. Они выкурили по сигаретке, постояли молча над высоким обрывом, глядя на серую воду и впервые не почувствовали обычного в таких случаях радостного возбуждения и подъёма. Да сих пор каждая их поездка в С. была настоящим праздником, сейчас они впервые ехали, не зная, что их ждёт, и предчувствуя, что ждёт их какое‑то несчастье.