Беник Сейранян - Пути и судьбы

Со дня рождения ни один из ребят Сона не знал обуви: где взять столько денег? И дети постоянно ходили босые, разве что иногда обувь им заменяли шерстяные носки, подшитые кусками козьей шкурки.

Когда старший, Микаэл, подрос и начал ходить в школу, пришлось поломать голову, во что его обуть. И Сона нашла выход. Покопавшись по сорным ящикам, насобирала она старые суконные лоскуты и состряпала сыну чусты, подшив их таким же ветхим войлоком. Даже в снег и мороз Микаэл ходил в этих чустах в школу, одевая их поверх шерстяных носков.

Узкие и кривые улички пригорода, извивающиеся среди оград из глины, битого кирпича, камня, колючей проволоки и обрезков жести, зимними утрами были застланы толстой пеленой рыхлого снега. С проворством шакала пробегал по этим улицам спешащий в школу Микаэл. Чтобы не замерзнуть, весь путь от дома до школы он проделывал без остановок, — а школа была далеко, по ту сторону железной дороги, в самом городе. Руки и ноги мальчика сначала густо синели, потом краснели, точно раскаленный металл, он дрожал всем телом, как котенок, выброшенный из дому на мороз. В школе, сев на скамейку, он сжимался в комочек и, подсовывая под себя одеревеневшие от холода пальцы, пытался согреть их теплом своего тела.

В дождливые осенние дни вязкая глина улиц окраины, не знающих ни тротуаров, ни мостовых, порой так незаметно «снимала» с ног Микаэла его «обувь», что мальчик даже не чувствовал этого. Нередко потеря становилась известной лишь перед сном, когда мать вносила ржавое корыто и заставляла детей вымыть ноги. Расстроенная женщина с новой силой начинала проклинать тогда и день своего рождения, и самую жизнь, уготованную ей богом.

А рано утром горемычная мать уже снова сидела, согнувшись в три дуги, и только звяканье портновских ножниц вторило ее стонам и причитаниям. Хлебным мякишем тщательно счищала она с суконных лоскутьев налипшие на них клочки ваты и волос и садилась за свою, напоминавшую опаршивевшую лошадь, калеку «Зингер».

— Когда же ты ума наберешься, когда? — то и дело захлебываясь в удушливом кашле, сердито спрашивала она сына.

Кинув Микаэлу готовые туфли, Сона припадала грудью на швейную машину, и снова сухой, надрывный кашель сотрясал все ее существо.

Времена ли были такие, или просто не везло Сона, но все ее дела кончались неудачей. В один из особенно тяжких дней она решила продать свою единственную ценность — полученное в наследство от свекрови дорогое золотое кольцо. Завязав кольцо в платок, она крепко зажала узелок в кулаке, а руку спрятала в карман. Другую руку она протянула Микаэлу, и они вместе отправились на рынок. Не успели они перейти через рельсы, как, словно из-под земли, перед ними вырос щеголевато одетый, красивый молодой человек.

— Что ты несешь продавать, тетенька? — спросил он и, словно угадывая мысли Сона, продолжал: — Если золото, то нечего далеко ходить, — мать моей невесты хочет купить ей какую-нибудь золотую вещицу.

Слова эти, сказанные простодушным тоном, так обрадовали Сона, что она, словно загипнотизированная, молча вынула кольцо из кармана. Молодой человек взял его, повертел в руках, немного подумал и наконец, удовлетворенно присвистнув, сказал:

— Что ж, вещь хорошая, возьмет… пошли…

Вернув кольцо Сона, он повел ее к одному из ближайших домов.

— Вот здесь это, тетенька. Вы тут немного обождите, а я пойду покажу ей. Если понравится, я из окна позову вас, а не понравится — принесу назад: ваш товар — вам, а мне — душа моя молодая, — сладко улыбнувшись, пошутил он.

Сона, не сказав ни слова, протянула кольцо молодому человеку. Он взял его и быстро взбежал по лестнице.

Когда он ушел, Микаэл с тревогой обратился к матери?

— Ма, а если?..

Сона сразу поняла, но сурово сказала:

— Молчи, не гневи бога. Стыдно так думать о человеке. Парень, невинный как ангел, и как хорошо одет… — Она, видимо, хотела еще что-то добавить, но умолкла.

Долго простояли мать с сыном у подъезда в ожидании молодого человека, но его все не было и не было. Прошли полчаса, час. Никто не появлялся, никто их не звал.

Отчаяние охватило Сона. Микаэл перешел на противоположный тротуар и осмотрел оттуда все окна в доме. Ни в одном из них никого не было видно.

Сона не выдержала. Хлопнув себя руками по голове, она дико вскрикнула: «Унес, безбожник!»

Мать с сыном бросились в подъезд, взбежали по лестнице, постучали в одну дверь, в другую, спрашивали, объясняли… Напрасно, никто никакого молодого человека и в глаза не видел…

Жильцы дома окружили обманутую женщину. Одни жалели ее, другие бранили — тех, кто бранил, было больше.

— Да разве в наши дни можно людям верить?.. И как же это ты… голова-то на что…

Всю дорогу Сона молчала и только у самого дома горько посетовала:

— Нет, сынок, видно, бог не в ладу с нами, — вот и здесь помог он мошеннику…

Вернувшись из тюрьмы, Тигран нашел семью в крайней нищете. Как говорится, хоть спали все, что есть в доме, даже запаха гари не почувствуешь… Ребята голые и босые, жена едва держится на ногах от изнурения. Надо было что-то делать. Но что, когда почти все товарищи Тиграна после забастовки остались без работы и теперь ни один фабрикант не хочет их принимать. Город полон безработных. Пойти разве на вокзал? Может быть, там найдется какая работа, хотя бы носильщика.

В первые дни Тигран так и делал — брал веревку и отправлялся на вокзал. Но заработать и здесь было очень трудно. Тигран вышел из тюрьмы совсем истощенным, и не многие пассажиры доверяли ему свои чемоданы и корзины. Да к тому же таких, как он, было слишком много, и все они просто набрасывались на пассажиров и вырывали друг у друга из рук вещи.

К такой работе Тигран не привык, да и не по нем была она. Не дай бог встретить какого-нибудь знакомого — хоть сквозь землю проваливайся. И вот пока Тигран внимательно разглядывал приезжих, кто-нибудь из более проворных носильщиков вырывал «добычу» из-под самого его носа. Товарищи по заводу знали об этих мытарствах Тиграна, но виду не подавали. Они и теперь, как прежде, кое-что откладывали из своих сбережений и приносили Сона с просьбой не говорить об этом мужу. Им и самим нелегко приходилось, ведь и они лишились заработка, но, перехватив какую-нибудь поденную работу или продав вещь из дому, каждый считал своим долгом поделиться с семьей своего товарища.

Однажды вечером Тигран ожидал на перроне прихода очередного поезда. Дул сильный ветер. Холодный дождь иглами покалывал лицо и руки. С утра голодный, он только курил, и от этого во рту была неприятная горечь.

Поезд запаздывал, и Тигран решил укрыться от дождя под навесом перрона. Едва он сделал несколько шагов, как мимо него прошли два человека. Один из них был в ватнике, на котором поблескивали мазутные пятна, и брюках, глубоко заправленных в сапоги. Другой, высокий и грузный, шел, подняв воротник пальто и вобрав голову в плечи… Оба показались Тиграну знакомыми. Он пригляделся повнимательней и узнал обоих. Это были его друзья — слесарь Серго и столяр Меерович, Что они делают здесь в этот час? Встречают кого-нибудь?.. Не спрятаться ли от них?..