Элли Ньюмарк - Сандаловое дерево

— Дед умер в этой комнате.

Не зная, что сказать, я лишь кивнула и направилась к стеллажам. Взгляд мой скользнул по купольному потолку густого цвета индиго с приглушенным матовым блеском и осколками стекла. В самой вершине купола зыбко мерцал кружок белого алебастра. По всей видимости, потолок должен был имитировать ночное небо с полной луной в центре — эксцентрично и, как мне показалось, довольно по-детски для спальни.

У изножья кровати притулился ротанговый сундучок, а в затененном алькове я заметила письменный стол — черного дерева, с резными рельефами неких мифических существ — и чиппендейловский стул. Мистер Сингх подошел к стулу и провел ладонью по сиденью.

— В детстве я проводил здесь немало времени. Этот вот стул… — Он похлопал по спинке. — Дед часто сидел здесь и читал мне, а я устраивался на полу, у его ног.

Я шагнула к сундучку:

— Можно?

— Конечно.

Я подняла крышку, ожидая обнаружить стопки журналов и перехваченные ленточкой письма, но меня ждало разочарование — одеяла и постельное белье.

— Я поищу на книжных стеллажах?

Мы осмотрели каждую полку. Снимали книги, пролистывали. Заглянули в расписной кувшин, перевернули фарфоровую вазу, открыли резную шкатулку для драгоценностей. Золотые петли едва слышно скрипнули, но шкатулка оказалась пустой, если не считать какого-то серого осадка, напоминавшего мотыльковую пыльцу.

— Странно, — сказала я, когда мы просмотрели все книги.

— Честно говоря, я и не думал, что мы что-то найдем.

— Я о другом. Странно, что у него нет ни одного сборника стихов. Их ведь кто-то отпечатал и переплел. Один я нашла в отеле «Сесил», другой в клубе.

Мистер Сингх покачал головой:

— Я ничего такого не видел.

— Стол? — Я повернулась к алькову.

Он кивнул.

Мы выдвинули ящички. Старомодные авторучки с засохшими на перьях чернилами. Пожелтевшие приглашения на обед и чай. Несколько монеток. Почтовая бумага. Сборник поэзии, зачитанный, но не тот. И никаких писем.

Мистер Сингх сунул руки в карманы и пожал своими внушительными плечами:

— Что ж, мы сделали, что могли.

— Извините, что заставила вас пройти через все это. И спасибо, что показали комнату.

— Прелестная, да? Вы заметили, какой здесь потолок?

Мы посмотрели вверх. Я попыталась отпустить какой-нибудь убедительный комплимент насчет этой довольно неуклюжей копии звездного неба и луны, но мистер Сингх опередил меня.

— Ну конечно! — Лицо его выражало удивленное довольство человека, только что поставившего на место последнюю деталь головоломки. — Дед заказал этот потолок, чтобы показывать мне созвездия, и в детстве я, бывало, смотрел на него часами. Только после смерти деда я заметил один изъян. — Он указал на тонкую белую линию между темно-синим пояском и купольным потолком. Казалось, художник каким-то образом пропустил тонкую, длинную полоску. — Я еще подумал тогда, что не замечал этого в детстве, потому что меня интересовали только звезды. Но может быть, тогда этого и не было.

К полному моему изумлению, мистер Сингх снял туфли, встал на кровать, потом переступил на прикроватный столик и, подняв руку, вынул из-за пояска листок бумаги.

— Дед, ах ты хитрец.

За первым листком появился второй, потом третий, четвертый. Тонкая белая линия исчезла. Никакого изъяна и не было.

Всего писем было семь, и первое датировано сентябрем 1858-го. Не говоря ни слова, мы отошли к восьмиугольному столику и сдвинули обитые серым шелком стулья.

Сентябрь 1858

Дорогая миссис Сингх!

Я перед Вами в большом долгу за ту поддержку, которую Вы оказывали все последние месяцы. Я страдаю водянкой и боюсь, что жить мне осталось недолго. Дитя, Ваш внук, лишится крова сразу же, как только я скончаюсь. Можно ли мне обратиться к Вам еще один, последний раз? Не согласитесь ли Вы взять на себя заботу о его устройстве? Возможно, у Вас есть на примете семья, которая приютит его и будет к нему добра?

— Я знала! — воскликнула я.

Мистер Сингх развернул следующую страничку

Сентябрь 1858

Дорогая мисс Уинфилд!

Перед кончиной мой сын просил меня позаботиться о его ребенке. Я не собираюсь судить Джонатана и мисс Чэдуик. Я весьма опечалена известием о Вашей болезни, но, разумеется, мисс Уинфилд, я сделаю все для этого ребенка.

Также мне бы хотелось, чтобы Вы знали — я не сохранила праха Вашей подруги не из-за каких-либо недобрых чувств с моей стороны. Мой сын предал ее пепел священному Гангу. После его смерти я сделала то же самое с его останками и останками его жены, Макали. Все трое воссоединились навсегда в священных водах.

Сентябрь 1858

Дорогая миссис Сингх!

Я была потрясена сати Вашей невестки. Не стану притворяться в этом, как и в том, что не смогу понять подобный обычай. Но соглашусь с тем, что не нам судить.

Анасуя, няня ребенка, привезет его к Вам после моей смерти. Для меня невыносима мысль расстаться с ним раньше. Смею ли я просить Вас распространить свою доброту еще и на нее? Возможно, Вы сможете устроить так, что она останется при ребенке, куда бы его ни поместили? Он так ее любит, к тому же он уже потерял двух матерей.

Анасуя передаст Ваши письма, когда наступит час. Возможно, Вы сохраните их для внука.

Октябрь 1858

Дорогая мисс Уинфилд!

Вы можете не тревожиться по поводу няни. Их не станут разлучать.

Вы не должны столь категорично судить Макали. Она не могла зачать ребенка и потому сильно горевала, чувствуя, что не может исполнить самое важное предназначение женщины. Не имея детей, Макали лишалась всех средств к существованию после смерти Джонатана. В соответствии с обычаем, она не могла снова выйти замуж, она должна была обрить голову, носить белые одежды до конца своих дней и питаться самой скудной пищей. Но это ничто по сравнению с ее меланхолической натурой и разочарованием в жизни вообще. Она была хорошей женщиной и потому видела в сати свой страшный выбор. Она верила, что мученичество в конце концов придаст значимость ее жизни. Я прилагала усилия, чтобы разубедить ее.

Надеюсь, Вы отнесетесь к ее памяти без незаслуженного презрения.

Мистер Сингх с озадаченным видом положил письмо.

— Но у моей прабабушки был ребенок. Мой дед. О боже! Так вы полагаете?..

Он взял очередной листок.

Октябрь 1858

Дорогая миссис Сингх!

Я никогда ни к кому не относилась с презрением. Мне хотелось бы только умереть с миром в душе.

Посылаю Вам стихи, которые Ваш сын написал для Фелисити, в надежде на то, что, быть может, через эти стихи ребенок сможет узнать о своих родителях. Умоляю Вас проследить за тем, чтобы он изучил английский, — это даст ему со временем возможность их прочесть. Как ничто другое, стихи убедят его в том, что его родители были глубоко привязаны друг к другу и не испытывали сожалений по поводу его рождения.