Юрий Трещев - Избавитель

Иосиф собрал бумаги со стола, путаясь в рукавах плаща, оделся и направился к выходу…

Петляя, улица поднималась по склону Лысой горы. Открылась река, дали. Иосиф зябко повел плечами. В воздухе ощущалась осенняя сырость. Поднявшись на цыпочки, он заглянул в угловое окно дома, заставленное горшками с геранями. Прояснился силуэт в длинной, фланелевой сорочке. Совсем близко он увидел лицо старика. Над верхней губой бурая родинка. Лицо подернулось рябью, мелкими чешуйками и исчезло. Лиза задернула гардины. Она не выносила света и шума…

Помедлив, Иосиф поднялся в комнату с выходом на крышу, которую снял, чтобы поближе узнать отца Лизы. Он хотел понять мотивы, толкнувшие старика написать донос на его отца. В комнате было душно. Иосиф попытался открыть окно. Не справившись с запором, он сел на продавленную кушетку, мысленно перевел стрелки стенных часов, давно сломанных, не зная, что делать дальше, полистал рукопись, вымарал несколько строк и уронил очки, заснул…

Среди ночи он проснулся. В доме царила тишина, как в детстве, когда весь мир казался ему чудом. Он лежал рядом с матерью, обнимая подушку, горячую и точно набитую снами, даже не подозревавшую какими…

Около часа Иосиф торопливо царапал бумагу, как-то нелепо выглядывая из-за лампы и прислушиваясь. Откуда-то из глубин дома доносились странные звуки. Они затихали и снова жутко повторялись.

Рука затекла и дрожала. Он размял руку и лег, попытался заснуть…

Он то просыпался, то засыпал, кружил впотьмах, натыкаясь на стулья, испуганно пятился, когда шкаф на ножках, вдруг открывал наискось створчатую дверь с зеркалом, или лоснисто-черные ветки царапали жесть подоконника, настороженно заглядывая в узкое, обведенное крепом окно и беспокойно раскачиваясь на фоне сквозистого неба…

Окно постепенно отдалялось, заполняя освободившееся пространство какой-то другой реальностью…

Увиделся зал. Множество людей, лиц, лакеев, горничных, собак. Сводчатые зеркала, окна, двери, задернутые гардинами. Неуклюже натыкаясь на стулья, Иосиф пересек зал, вошел в топкий полумрак спальной комнаты. Послышались шаги, легкий плеск, шелест.

— Ах, это ты… как ты меня напугал… — Лиза прошептала что-то еще, потянулась к нему лицом. Нос с горбинкой, зеленые глаза, рыжие волосы. Он слегка отодвинулся. Она говорила так тихо, что кроме гераней на подоконнике ее никто не слышал. Цветы улыбались и неуверенно, неприметно кивали головой. Можно было подумать, что они ее приближенные. Глянцевые, лощеные венчики, чешуйки лепестков с завитками, лиловые и палевые падали к ее ногам.

— Ну, иди же ко мне… Боже мой, какой ты неловкий… — Лиза улыбнулась своей русалочьей улыбкой…

Легкое, недолгое прикосновение еще робких пальцев и… Иосиф испуганно отдернул руку, наткнувшись на раскаленный абажур настольной лампы. Лампа замигала и погасла.

Рассеянный, обморочный свет сочился из окна, растекался по комнате…

Видения преследовали Иосифа с детства. Утром они исчезали в обоях палевого цвета или затвердевали, становились вполне понятными и опознаваемыми вещами: то складками гардин, то висящим за дверью халатом дяди, иногда еще чем-нибудь…

Судорожно вздохнув, Иосиф чиркнул спичкой, зажег свечу, посмотрел на часы. Они стояли.

«Наверное, уже за полночь…» — Глянув в окно, он лег и закрыл глаза…

Разлился полусвет, удивительный, зеленоватый, в котором что-то творилось. Высветился силуэт дома с крыльями флигелей, обвисшие жерди забора, клумба под окнами, пионы. Они горели огнем. Среди пионов и складок гардин обрисовалась стройная фигурка Лизы. Обернувшись к зеркалу, она припудрила носик, солнечные пятнышки веснушек. Лицо ее странно менялось от освещения. И руки. С бьющимся сердцем он подошел к окну. Так хотелось обнять ее.

Лиза резко обернулась, и он очнулся. Он спал, уткнувшись лицом в бумаги. Растерянно проведя рукой по лбу, он улыбнулся улыбкой младенца или сумасшедшего…

Опять послышались странные звуки. Как будто кто-то поднимался или спускался по лестнице на чердак.

Он задул оплывшую свечу и с головой завернулся в плащ. Там, где он был, была только тьма, жуткая, беспамятная и бессмысленная…

Посреди ночи в доме начался пожар. Загорелась сажа в дымоходе. В спешке покидая мансарду, Иосиф потерял половину рукописи. Внизу уже суетились пожарные.

По привычке глянул по сторонам, Иосиф пошел по направлению к Болотной площади. Свернув за угол дома, он наткнулся на Нору. На ней было черное платье с глухим воротом, старомодная шляпка, лицо вытянутое, скулы слегка подрумянены.

— Что ты здесь делаешь?..

— Жду тебя… что ты на меня так смотришь?.. — Нора рассеянно улыбнулась, поправила шляпку и потянула его за собой через сонный, полураздетый и как будто висящий в воздухе сад и дальше.

Из туч выглянула пасмурно-багровая луна. Как лунатик, Иосиф шел за Норой все в одну сторону по безлюдным улицам. У дома с террасой, затянутой проволочной сеткой, он приостановился, нерешительно заглянул внутрь подъезда, попытался представить, что увидит там, в конце лестницы, в полутьме коридоров. Мысленно он поднялся на несколько ступеней, повернул направо, вышел на террасу и остановился у ступеней, сходящих в галерею. Сарра, укрытая лиловой полутьмой, то исчезала в извивах орнаментов, то появлялась вполне осязаемая и более подлинная, чем любая реальность, правда, не всегда одна и та же. Иногда в чертах ее лица проявлялось что-то, не похожее на то, что он привык видеть…

Крадучись подползли огни. Из-за поворота, гремя помятыми крыльями, выехал лимузин, вильнул, огибая рваный край зарослей, ослепил. Пятясь, Иосиф отступил в слякоть, чертыхнулся и увидел дядю, который вышел из подъезда дома, прихрамывая и застегиваясь на ходу. Лицо чужое, отстраненное…

Обдав Иосифа клубами едкого дыма, лимузин исчез за поворотом улицы.

— Ты идешь?.. — спросила Нора.

— Да, иду… — пробормотал Иосиф, размышляя об этой неожиданной встрече. Сделав несколько шагов, повернул назад…

Дверь в подвал была не заперта. В этом подвале жил старик, у которого Иосиф брал уроки латинского языка. Иосиф вошел, оглядывая стены, заклеенные афишами.

— Можно?.. не помешаю?..

— Входи, входи… давно тебя не видел… что-то ты неважно выглядишь…

— Все так вдруг и неожиданно на меня навалилось… — Иосиф принужденно улыбнулся.

— Я сейчас… принесу что-нибудь ободряющее и укрепляющее…

Старик исчез. Иосиф подошел к окну, близоруко сощурился, сморгнул. Глаза слезились, мелькали какие-то сгустки, клочки, жуть, из которой высунулось опухшее, плохо выбритое лицо, с сыпью на лбу…

— Кого ты там высматриваешь?..

— Да так, никого… а ты, я смотрю, все пишешь?..