Алессандро Пиперно - Ошибка Лео Понтекорво

«Как такое возможно?! — сказала громко Рита. — Вам кажется нормальным подобное хамство? Пустить в ресторан человека с собакой! Хорошенькое воспитание! Уму непостижимо! И никто ему так ничего и не скажет? — После того как ее слова остались без внимания, недовольная Рита увеличила на несколько децибел громкость и добавила: — Советую всем здесь присутствующим больше не приходить в этот ресторан!»

Проблема заключалась в том, что на этот раз Рита столкнулась со своим «двойником» (там, снаружи, таких людей полно), которому не понравились ее слова: «Вместо того чтобы устраивать эту сцену, вы не могли просто вежливо попросить меня вывести собаку?»

«Вы полагаете, что я с вами разговариваю? Мне так не кажется. Я разговаривала с друзьями. Но раз вы ко мне обратились, знайте, что вы просто невоспитанный человек. Невежа. К счастью, среди моих знакомых подобных людей немного!»

Флавио и Лео попытались вмешаться, чтобы исправить положение.

Все вышло как обычно.

По иронии судьбы, спустя несколько лет после случая в ресторане Рита (осужденная на бесплодие) получила в подарок от своей сестры щенка-бобтейля. Сначала она растерялась, но по прошествии нескольких дней вынужденного совместного проживания с милой зверушкой всей душой привязалась к этому созданию. Ей очень быстро удалось преодолеть старые страхи перед животными и особенно перед собаками. С тех пор Рита и Джорджия (так звали собаку) стали неразлучны. Рита заботилась о корме Джорджии, о благополучии Джорджии, о здоровье Джорджии больше, чем Рахиль — о своих сыновьях. Болезненная привязанность Риты дошла до того, что она таскала за собой собаку повсюду. Она не могла доверить ее никому и носила ее с собой, могла даже привести в ресторан.

Обычно люди относились к ней с бо́льшим пониманием, чем она к людям, но однажды Рите попалась синьора с аллергией на собачью шерсть. Она попросила официанта передать Рите, чтобы та вывела Джорджию.

Действие происходило в одном из ресторанчиков Ольджаты. На улице лил проливной дождь. Рита потеряла контроль над собой. Она принялась возмущаться, придав своему голосу патетический тон: «Я спрашиваю себя, как люди могут быть такими жестокими. Я бы выставила некоторых из них в ливень на улицу! Какая бесчеловечность!»

Джорджия уже несколько минут была на улице, она устроилась на террасе ресторана и смотрела на хозяйку, которая сидела за окном. А хозяйка не прекращала громким голосом комментировать наглость, с которой та женщина осмелилась требовать, чтобы ее Джорджию — самое удивительное, доброе, нежное, чистое («в сто раз чище этого вонючего ресторана») создание — изгнали «как еврея».

«Но почему эта женщина всегда ведет себя так?! — взорвалась Рахиль в тот же вечер, оставшись наедине с Лео, пока тот раздевался, не без тщеславия поглядывая на себя в зеркало в маленькой гардеробной напротив спальни. — Еще пару лет назад она нападала на каждого, кто позволял себе привести собаку в ресторан. Помнишь, какую сцену она устроила? Теперь же виноват тот, кто ей не позволяет притащить собаку. И только потому, что собака-то ее. И где логика?»

«Никто тебя так не злит, как Рита», — сдержанно прокомментировал ее муж.

«Да меня бесит ее бесстыдство. Грубость. Забывчивость. Способность обратить все в свою пользу. Ее нежелание замечать очевидные вещи. Уверенность в собственной правоте. А эта история с евреями. Как она смеет сравнивать трагедию еврейского народа с приключениями самой избалованной в мире собачонки?»

Лео понимал, что Рахиль права. Он давно знал Риту. Знал, что она принадлежит к той бо́льшей части человечества, которая руководствуется принципами собственной выгоды и лишена тех моральных устоев, которые заставляют таких людей, как Рахиль, поступать прямо противоположным образом. Ты была готова поставить на уши весь белый свет, чтобы с собаками нельзя было войти в ресторан? Так значит, ты и свою собаку ни за что не возьмешь с собой в ресторан. Если только ты не Рита Альбертацци. А если тебя зовут именно так, ты сделаешь то, что сочтешь удобным для себя. Как будто у тебя есть особое преимущество перед всеми остальными, только ты имеешь право осудить всякого, кто станет на твоем пути, растоптать и уничтожить его.

Кстати, об убеждениях. Насколько Рита навязывала свои остальным, настолько она пренебрегала убеждениями других.

Из всех людей (и католиков, и людей, далеких от религии), с которыми Лео заставлял общаться Рахиль и которые смотрели на их иудаизм со смешаным чувством любопытства, иронии и подозрительности, Рита больше других любила высказаться по поводу их еврейства.

Однажды она позвонила и спросила Рахиль и Лео, свободны ли они во вторник вечером. Она пригласила на ужин людей, которые жаждали познакомиться с Лео. В те годы Лео пользовался определенной славой, к которой Рита была весьма неравнодушна, так как ее привлекала всякая форма известности. Даже самой темной. При том, что она жила, будучи убежденной, будто ей удалось освободиться от пут столь ненавидимой ею семьи, на самом деле она унаследовала от нее любовь и талант собирать в своем доме тех, кого она называла «серьезными людьми». Не важно, что интересы ее родителей основывались на материальном благосостоянии, а ее собственные — на политической, артистической или интеллектуальной славе.

Этим вечером она особенно дорожила. К ним должен был прийти известный режиссер. А также выдающийся издатель. Но главное — венгерский посланник («блистательный персонаж, полиглот, коммунист, образованный, не то что наши трусишки,» — Рита произнесла в его честь настоящую хвалебную оду). В общем, Рита желала представить Лео этих людей и Лео этим людям. С тех пор как Лео стал вести в «Коррьере» рубрику «Лучше предотвратить, чем лечить», он стал кумиром всех ипохондриков страны.

Рита всегда приглашала Рахиль на эти вечера. И Рахиль чувствовала себя как представитель прессы, чья единственная функция состоит в том, чтобы ставить палки в колеса тем, кто желает прославиться. Рахиль прекрасно знала, что Рита была среди тех, кто про их брак с Лео вопрошал — как такой мужчина мог жениться на этой женщине. И если бы однажды на званый вечер к Рите Лео пришел бы без Рахили, хозяйка дома даже не заметила бы этого. А вот случись обратное, Рите наверняка пришлось бы совладать с собой, чтоб удержаться и не выгнать ее из дому. Она бы чувствовала себя как глава государства, который пригласил президента другой страны и, встречая в аэропорту, увидел бы, как с трапа самолета спускается к нему неизвестное уполномоченное лицо. «К сожалению, во вторник мы не можем», — ответила ей Рахиль. «И почему это вы не можете?» — спросила Рита голосом человека, тонущего в озере и молящего о помощи.