Лоран Графф - Один из нас. Вояж, вояж

Что касается цвета, то черному я предпочел красный. Сходил в обувной отдел, посмотрел на себя в зеркало. Черный показался мрачным, слишком строгим, а красный — изысканным и легким, как будто он меньше весил. Выбор чемодана так меня увлек, что я забыл купить себе продукты на неделю. Поставил свою единственную покупку на ленточный конвейер, и кассирша проверила, не спрятал ли я чего-нибудь внутри. Потом велела мне обратиться за гарантией на ресепшен — два года на запасные части и ремонт. Я не счел нужным там показываться: по всей вероятности, через два года я еще никуда не уеду.

У меня почти нет мебели и домашней утвари. Мне всегда казалось, что я здесь временно, я был уверен, что однажды что-то произойдет. Квартиру я снимаю. Раньше она принадлежала пожилому польскому еврею, бывшему депортированному. На самом деле он здесь и не жил, уехал отсюда еще лет двадцать назад. Он умер в гостиничном номере, где-то на Балеарских островах. Его дети решили не продавать квартиру и сдать ее в аренду. Обе комнаты были полностью отремонтированы: голые белые стены. Воля ваша, сказал мне доверительно один из его сыновей во время осмотра, как хотите, так и обставляйте, красьте в любой цвет по вашему вкусу. «И так все замечательно, — ответил я. — Все белое».

Вот уже четыре года, как я здесь живу. А ощущение, будто только что въехал. Сплю в спальне на матрасе, брошенном на пол. Из мебели — пластиковый платяной шкаф с раздвижными дверцами, стол, два стула и несколько обычных электробытовых приборов. Этого достаточно. К чему заводить больше, если я все равно собираюсь уехать.

Стены я оставил в том же виде, в каком они были при заселении, нетронутыми и чистыми, ни единой фотографии, картинки или безделушки — ничего не повесил. Я отказываюсь выбирать какой-либо образ, пусть даже временный, какой-либо предмет, чтобы украсить стены. А еще мне не нравится делать дырки.

С появлением чемодана сразу все изменилось, в доме добавилось цвета, возникло ощущение отъезда. Он стоит в спальне у стены, и это доставляет мне удовольствие, ободряет. Это еще не билет на самолет, но уже близко. Я любуюсь им, лежа в постели, и представляю, как отправлюсь с ним в путешествие: давай, Патрик, ты на правильном пути! Чувствую прилив радости, почти возбуждение. Так проходит вторая половина дня. В шесть часов я неспешно начинаю собираться, мыслями все еще где-то далеко, уже почти в пути.

Тем вечером, в прошлую субботу, у меня было на редкость игривое настроение. Мои призывы: «Делайте ваши ставки, дамы и господа! Ставок больше нет!» — звучали радостно, оптимистично и даже как-то слегка шаловливо. Я работаю крупье в казино городка Люксюр-Мэр. Маленькое курортное казино, куда ходят пенсионеры да по выходным парочки отдыхающих. Работаю я здесь — шутка ли! — вот уже семь лет. Время летит.

Я записался на прием к врачу, чтобы проконсультироваться. Я редко к нему хожу: особых проблем со здоровьем у меня нет. Прошлой зимой переболел ангиной.

Г-н Христофилос по происхождению грек. Мужчина коренастый, мощный, с густой растительностью и удивительно высоким голосом. «Здравствуйте, доктор». — «Входите, прошу вас».

Даже когда это знаешь, все равно каждый раз изумляешься и с трудом веришь, что мужчина, приветствующий тебя крепким рукопожатием, и тот, что фальцетом пригласил тебя в кабинет, один и тот же человек. Порой у людей обнаруживаются неожиданные особенности, которые никак не вяжутся с их внешним видом. У меня, например, очень красивые губы, правильной формы, чувственные, сочные, действительно красивые губы. Но я не умею улыбаться. Глядя на меня, никто не может себе представить, что у меня настолько жуткая улыбка: болезненный, тошнотворный оскал, который до неузнаваемости уродует нижнюю часть моего лица, уподобляя меня Фрэнсису Бэкону. Но я нашел способ с этим бороться — улыбаюсь только про себя.

«Присаживайтесь. Что вас ко мне привело?»

— Значит, так: я собираюсь отправиться в путешествие за границу и хотел бы узнать, какие меры предосторожности стоит предпринять: прививки, средства для профилактики…

— Куда вы едете?

— Я еще точно не знаю. Не определился с выбором.

— Это важно. К примеру, в Африке стоит опасаться желтой лихорадки. А еще холеры, хотя эффективность вакцины всего 50 процентов. Для поездки в Азию рекомендуются другие профилактические меры. Существуют также разные редкие заболевания, встречающиеся только в определенных регионах, например спинномозговой менингит в Амазонии.

— Вот как? А пока я не решил, нельзя ли подобрать что-нибудь универсальное, на все случаи?

В конце концов мы разработали программу полной вакцинации, осуществление которой растягивалось на несколько месяцев и позволяло предохраниться от всех болезней на пяти континентах. По крайней мере, так я буду готов к отъезду вне зависимости от выбранного направления. Начну с брюшного тифа, первая прививка через три недели.

Вечером позвонил Паскаль. Он живет этажом выше, на четвертом.

«Патрик, что делаешь?

— Ну…

— Приходи, поживем!»

Паскаль работает поваром в заводской столовой. Жена от него ушла два года назад. Сначала мы только здоровались, встречаясь на лестнице, как все более-менее вежливые соседи. Но однажды вечером он появился на пороге моей квартиры и пригласил к себе пропустить по стаканчику, а заодно предложил перейти на «ты». Друзей у меня немного, настоящих вообще ни одного; просто с некоторыми я общаюсь чаще, чем с остальными. Я согласился, потому что отказать было неловко, да и причин для отказа в принципе не было.

«Жить» у Паскаля значит «пить». А в одиночку жить он не любит. Он зовет друзей, коллег по работе пожить у него в гостиной. С бокалом в руке он кричит: «Черт возьми, я живу! Мы живем, приятель!» Разговор обычно получается весьма ограниченным, без особых вариаций — несколько грубых восклицаний экзистенциального характера, пауза, громкая отрыжка.

Со временем привыкаешь. В конце концов и сам увлекаешься этой игрой, игрой в жизнь. «Я живу, черт возьми!» После жития у Паскаля я возвращаюсь к себе, уставший. Жизнь — изнурительная штука!

В тот вечер Паскаль мне признался — когда мы уже немало прожили за текилой, — что он поддерживает эпистолярные отношения с соседкой по лестничной клетке. А выглядит это так: они подсовывают друг другу записки под дверь с пожеланиями хорошего дня — и вам того же — осторожно, сегодня прохладно — спасибо. Он мечтает пригласить ее к себе. У нее есть ребенок, он думает, что она разведена. Я соглашаюсь: я тоже так думаю. Он задумчиво произносит: «Нелегко ей, наверное, приходится». Я понимающе киваю: «А кому сейчас легко?» В заключение он встряхивается и рыгает: «Блин! Хорошо живем!»