Шарлотта Линк - Хозяйка розария

Беатрис открыла было рот, чтобы сказать, что Эрих находится за стенкой и тоже борется со смертью, но прежде чем она успела вымолвить слово, заговорила Хелин. Голос ее звучал на удивление уверенно и спокойно.

— Мы не знаем, где он, — сказала она. — После стрельбы мой муж ушел из дома. Он был совершенно не в себе, мы не смогли его остановить.

Уайетт вполне удовлетворился этим ответом. Он только кивнул в ответ и снова занялся больным. Беатрис, ничего не понимая, смотрела на Хелин. Та ответила ей безмятежным взглядом. «Она не хочет его спасать, — подумала Беатрис. — Боже мой, она просто бросила его умирать».

У Беатрис едва не подкосились ноги. Она поспешно села на стул и стала смотреть, как доктор Уайетт старается сохранить Пьеру жизнь и ждала, когда же, наконец, приедет машина из госпиталя. При этом Беатрис обуревали и другие мысли: Что сейчас происходит в голове Хелин? Почему она солгала Уайетту? Она приговорит Эриха к смерти, если оставит его лежать в соседней комнате без помощи. Надо ли вмешаться? Сказать, что Хелин сказала неправду? Что?..

«Может быть, — подумала она, — Хелин руководствовалась той мыслью, которую Беатрис высказала еще днем в лихорадке происходившего на их глазах ужаса: спасти Эриха — это значит неизбежно погубить Пьера. Выживший Эрих его уничтожит».

«Неужели, причина в этом, — засомневалась Беатрис. — Пожертвовать Эрихом, чтобы спасти Пьера? Пожертвовать мужем ради французского военнопленного и раба?»

Вскоре приехала госпитальная машина, и Пьера увезли. Вслед за ними уехал и доктор Уайетт на своей машине. Когда она исчезла из вида, свернув за поворот, на дом и усадьбу снова опустилась первозданная тишина.

Теперь обе женщины остались одни с Эрихом Фельдманом.

Беатрис искоса взглянула на Хелин.

— Почему ты это сделала? — спросила она. — Почему ты сказала, что Эрих ушел? Почему ты?..

— А что еще я должна была сделать? — вопросом на вопрос ответила Хелин.

— Это из-за Пьера? Ты хотела его спасти?

— Нет, я не хотела спасти Пьера. О нем я, вообще, не думала.

— Но?..

— Я думала о себе, — сказала Хелин. — Я хотела спасти себя.

Беатрис во все глаза уставилась на Хелин. Она не могла понять, о чем та говорит. По сути, она только что сказала, что решила дать мужу умереть, чтобы раз и навсегда от него избавиться. Беатрис показалось, что она оказалась в каком-то нереальном страшном сне наяву. Хелин целый день плакала, дрожала и жаловалась, что больше этого не выдержит, а теперь, сохраняя полное хладнокровие, заявляет, что без колебаний бросит своего мужа умирать, чтобы избавиться от него до конца своих дней.

— Мы не можем этого допустить, — сказала Беатрис, снова обретя дар речи. — Это… очень похоже на убийство.

Слово «убийство» повисло в воздухе, как чужеродный предмет, о котором никто не имел никакого представления, за исключением того, что этот предмет источал угрозу и ужас.

— Либо Пьер, либо Эрих, — сказала Хелин, но ее мотив был другим, и это было самое худшее.

— Пойдем, посмотрим на него, — только и смогла вымолвить Беатрис.

Эрих лежал на полу в убранной столовой, посреди которой криво стоял буфет. Они подложили под Эриха одно одеяло и укрыли его другим. Лицо Эриха приобрело желтоватый оттенок — он продолжал понемногу терять кровь. Дыхание его было частым и поверхностным, но он был в сознании и повернул голову, когда женщины вошли в столовую.

— Ублюдок, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Проклятый ублюдок. Где он? Он не должен уйти.

Беатрис сразу поняла, что он говорит о Пьере, и то обстоятельство, что Эрих — по крайней мере, сейчас — отчетливо знал, что произошло, делало для Пьера вызов врача и в самом деле смертельно опасным.

«Но мы не можем бросить и Эриха на произвол судьбы», — содрогнувшись, подумала Беатрис.

Эрих попытался сесть, но не смог. Голова его бессильно упала на одеяло.

— Больно, — прошептал он, — мне больно. Мне нужен врач.

— Мы не можем его вызвать, — сказала Хелин. Она опустилась на колени рядом с Эрихом и положила руку ему на лоб. Выглядела она в этот момент как настоящая добрая самаритянка. — Все врачи в разъездах, и мы не можем до них дозвониться. Но мы продолжаем звонить.

— Госпиталь, — с трудом произнес Эрих. — Отвезите меня в госпиталь.

— У нас нет машины, — мягко ответила Хелин.

— Пусть приедет Виль.

— Мы не знаем, где он. Мы никому не можем дозвониться. Лежи спокойно. Я уверена, что сегодня вечером приедет доктор Уайетт!

— До вечера я не доживу, — невнятно пробормотал Эрих. Лицо его было покрыто тонкой пленкой пота. Он потерял много крови, а теперь его начала мучить и боль, которую раньше притуплял шок. Пуля пробила мышцы, нервы, и, вероятно в клочья разорвала легкое. Эрих начал плакать, как ребенок. К боли примешивалось чувство страха и нараставшая лихорадка.

Единственным желанием Беатрис было заткнуть уши и закрыть глаза.

— Хелин, — сказала она, — это бесчеловечно, — я не могу этого вынести, я…

Странным образом эти две женщины в каком-то смысле поменялись ролями. Теперь взрослой была Хелин — она владела ситуацией, у Беатрис же совершенно сдали нервы, и она не знала, что делать дальше.

— Выйди из комнаты и займись чем-нибудь полезным, — жестко приказала Хелин. — Постарайся что-нибудь приготовить. Я останусь с Эрихом.

— Но…

— Выйди отсюда, — резко повторила Хелин таким тоном, какого Беатрис ни разу от нее не слышала. Для Хелин сейчас решалось все. Она была преисполнена решимости освободиться от Эриха, и она проявила силу, о которой едва ли раньше можно было догадываться.

Беатрис встала и выскользнула из комнаты. В саду было жарко и сухо, солнце начинало клониться к западному горизонту. Не было ни ветерка, не шевелились ни листья, ни травинки. Беатрис села на ступеньки, ведущие с веранды в сад, и уронила голову на руки. Надо было встать и пойти в деревню. Может быть, кто-нибудь из крестьян продаст ей пару яиц и кусок хлеба, но Беатрис боялась, что по ее виду люди смогут догадаться, что произошло в их доме. Все сразу поймут, что Эрих лежит в столовой и умирает, что приезжал врач, но ему ничего не сказали, что Хелин решила дать Эриху умереть и раз и навсегда от него избавиться.

«Кошмар, — беспомощно и уныло подумала она, — жуткий кошмар, который неизвестно как закончится».

Ее качало от голода, но есть она не хотела, да и не могла. Сейчас она была убеждена, что не сможет есть вообще никогда. Она наконец встала, и, спотыкаясь, прошла на кухню, чтобы попить воды, но вместо этого села на стул и стала ждать, что будет дальше. Она ждала, что что-то произойдет, хотя и сама не понимала, что именно должно произойти.

Около половины шестого Эрих начал громко стонать. До этого в столовой было тихо. В сад не доносилось ни одного звука, и только войдя в кухню, Беатрис расслышала какое-то невнятное бормотание. Хелин и Эрих о чем-то тихо разговаривали друг с другом, и Беатрис даже подумала, что, может быть, не все так плохо. Но потом Эрих застонал, и она поняла, что настоящая агония только началась.