Ирина Дедюхова - Время гарпий

— Вот мы вроде с тобой и враги, но только ты меня понимаешь, — самодовольно хмыкнул её пассажир, поняв, о чем она думает. — Я, наверно, немного расчувствовался. Возможно, потому, что сопровождаю человека, весьма ценившего взаимопонимание. Он такие вещи старался понять, что даже мне не снилось… Хотя я привык понимать самые потаенные уголки человеческих душ и никогда не видел причин, чтобы не исполнять спрятанные в них сокровенные желания. И здесь, согласись, мы в чем-то близки, Эрато.

— Давай без фамильярностей! — резко оборвала его женщина, стараясь заставить его скорее сказать то, зачем он явился к ней с душой министра-силовика.

— А то что? Мамочке пожалуешься? — издевательски поинтересовался красавец. — Ты сама сделала ставку на эротику, а не на высокое искусство. На собственный «статус», а не на создание художественных образов, не на помощь своим сестрам, например. Меня всегда удивляло, что, собственно нашла в тебе Сфейно? Разве не при тебе передали шикарное предложение вашей «за царями идущей» — написать для раскрутки «жесткое порно»? Думаешь, я не помню, как ты сама хохотала? А эти твои эротические фото без бюстика — просто класс!

— Но ты к ним добавил другие, порнушные, — чуть не расплакавшись от обиды, сказала женщина, вновь и вновь поражаясь, как же легко оказалось этому мерзавцу вывести её из себя.

— Немного подправил, признаю. Воспользовался высокими технологиями фотошопа, — продолжил втыкать ей в спину английские булавки субъект в крылатых сандалиях.

— Ты должна была понимать, что рано или поздно это захочется сделать многим. Это же просто кайф, когда в Интернете полно таких откровенных фотографий ведущей детской передачи, всем деткам очень это понравится. Думал, что ты понимаешь, что делаешь. Ты же никогда не старалась поднять духовную жизнь общества, над чем всегда упорно и столь же безуспешно бились твои сестрицы, ты всегда старалась опустить общество до своего «статуса», до своих амбиций. Нисколько не осуждаю тебя, мне забот меньше. А к твоим «статусным» фото всего лишь добавил несколько картинок в духе Возрождения, где все твои сестры позировали в чем их мама родила.

Вдруг он увидел перед собой краешек пластикового конверта в кармане чехла переднего сидения и бесцеремонно достал из него подготовленные ею буклеты о себе самой. С глумливой усмешкой он зачитал вслух наиболее впечатлившие его места.

«Лучезарная журналистка завораживает нас своей бешеной энергией, искристым взглядом и восхитительным голосом. Она появилась на нашем телевидении внезапно, и совсем скоро её голос узнавать, её внешностью любоваться, а её имя както невольно запомнилось почти каждому. Будучи совершенно уверенной в том, что журналистика её призвание, она поступила на «журфак» ВГТУ, а так как её карьера молниеносно стала расти, то молодая журналистка оказалась в Москве.

Сегодня она говорит о звездах, но ведь и сама она уже стала звездой. И теперь уже о ней пишет современная пресса. Журналисты едва поспевают за одной из самых ярких, стильных и энергичных женщин отечественного телевидения. Она избрана членом Академии Российского телевидения, приступила к созданию биографической книги, снялась в фильме, клипе, рекламных роликах, выучила еще один иностранный язык и даже участвовала в женском ралли.»

— Наш пострел — везде поспел! — рассмеялся он над её рекламным текстом. — Ну, какая из тебя — «журналистка»? Из тебя порнушные фотки хорошие, а журналистика… Ты даже о себе не можешь интересную заметочку навалять. Вот что это такое?

«Слухи о том, что она собирается перейти на работу в Минобрнауки и сменить телеэфиры на госслужбу, сменились еще одной, мягко говоря, неожиданной новостью — вчера стало известно, что телеведущая вошла в совет директоров Баранофф-банка, т. е. стала вдобавок банкиршей.

«Пойти во власть, чтобы получить машину с мигалкой? Это просто смешно!» — сказала она журналистам.»

— Ты вообще кто? Журналистка или участница ралли?

Какая из тебя — «госслужащая Минобра»? Может, что-то стала понимать в образовании, экономике или ресторанах? — добавил он уже вполне серьезно. — Одну биографическую книгу начирикала, а теперь она второй угрожает… У тебя что, от этого две биографии появятся? Одна — реальная, а другая — для конвертов продажным журналистам? Ты же одной душой в наш покер играешь, другой не появится.

— А твое какое д-дело? — постаралась скрыть страх женщина, тут же почувствовав ледяной холод, коснувшийся её души.

— Это дело исключительно моё, как ты понимаешь! — жестко одернул её пассажир в белой шубе. — Вот этот цуцик пачкает твою обивку исключительно потому, что сам жил чужой жизнью и другим помогал, причем, на широкую ногу. Поэтому сейчас он целиком — мой! А ты, вместо своей «лучезарной журналистики», пытаешься заменить всех, а прежде всего, вашу ненавистную «прекрасноголосую», золотой короной увенчанную. Ты сама как-то скорей определяйся, а то ты по своей эротической природе решила «и нашим, и вашим». Я-то рассчитываю, что ты сделаешь правильный выбор, поняв, что крутишь баранку исключительно по моей доброте… душевной. Я нынче к тебе сирену пришлю, договоритесь с ней обо всем. Хорошо хоть ты пока фильмы не снимаешь. Но наши сиреночки заинтересованы андеграундом, надо подпиарить их кинематографическое творчество.

— Чтобы я пиарила сирен, из которых музы перовые подушки делали, ощипав, как гриль?

— Можешь не сама, но на все каналы толкни! И без возражений мне!

— Что ты себе позволяешь, кто ты такой? — в страхе прошептала женщина, вытирая слезы красными лайковыми перчатками.

— Это преподаватели кафедры теологии не знают, кто я такой, а тебе и спрашивать нечего, — по прежнему жестко давил на неё пассажир. — Ты достаточно получила в жизни, став живым воплощением пятой музой любовных песен Эрато. Правда, от тебя никто никаких любовных песен не услышал, кроме песни к себе самой. Силу Эрато ты использовала лишь для карьеры из буклета, чтоб загрести всё под себя. Сделав так, чтобы иные твои сестры никогда не проснулись, не поверили в себя. Как я понимаю, договор со Сфейно у тебя был именно об этом. А сейчас ты обижаешься, что я всего лишь фотошопом спустил твое бельишко чуточку ниже. Но ведь, по большому счету, на месте этого силового министра должна была сидеть твоя шкурка, а не его! Этот солдафон натворил несусветные вещи только потому, что музы молчали. А замолчать их заставила… ты! Поэтому я сижу тут у тебя и, честно говоря, не понимаю твоего индифферентного отношения. Ты — моя! И с этого момента должна служить только мне!