Сильви Тестю - Небо тебе поможет

Кто бы меня спас?

Кто смог бы его остановить?

Никто. Так, казалось, говорил диктор.

Темный угол улицы, лестница в подъезде, полумрак квартиры были стихией маньяка.

Ужасная смерть.

Я сучила ногами. Я заламывала пальцы рук. Я скрипела зубами.

Перед тем как забрать последнее дыхание у своей жертвы, перед тем как украсть ее последний застывший взгляд, человек страшнее волка волочит ее в свое логово. Он волочит ее в катакомбы.

— Что ты будешь: котлету или эскалоп? — вдруг спрашивает мой парень.

Ну, это уж слишком!

Он не только неслыханный обманщик, он бесцеремонный наглец.

Вопрос поставил меня в тупик. Мой парень спросил, что я буду есть, когда кого-то убивали самым жестоким образом!

Я прикусила себе полщеки, вывихнула два пальца. Волосы на голове встали дыбом. Челюсти сжались, словно тиски. Мое страдание бросалось в глаза. А моего парня интересовало только, чего бы мне хотелось больше: котлету или все-таки эскалоп! Мой парень спросил меня об этом, когда я агонизировала под пыткой, а глаза мои слезились болью и отвращением.

Я не была уверена, что зубы выдержат давления стиснутых челюстей: так крепко они сжались. Я даже не знала, останется ли у меня хотя бы обломок зуба, чтобы впиться когда-нибудь в кусок мяса!

— Я готовлю эскалопы, — добавил он.

Чего он хочет? Чтобы я жевала его эскалоп голыми деснами?

Он был раздражен, что я долго не отвечаю. А подумал ли он, что я, может быть, потеряла дар речи из-за шока?

Мои уши не воспринимали звуков извне. Я была целиком погружена в телевизионный экран.

«Дамы и господа, сегодня вечером вся Франция в страхе, — сказал диктор с экрана. — Дамы и господа, сегодня вечером вся Франция трепещет».

Дамы и господа, сегодня вечером Сильви агонизирует на своем диване. Она подыхает в своей гостиной, даже не поев. Скоро француженкам конец. Выражение лица диктора в моем телевизоре соответствовало случаю. Он был встревожен, француженок растерзают одну за другой. Он волновался. И, возможно, я буду одной из первых.

Мне было тревожно. Всем было тревожно. Всем французам было тревожно. Только двум обалдуям в моем доме было все равно. Кого меньше всего волновала участь француженок, так это моего парня, занятого приготовлением эскалопа, и моего беспардонно храпевшего пса.

Диктор был уже в траурном костюме.

«Что осталось бы от моего изувеченного тела?» — взволновалась я.

Диктор говорил в такт электронной музыке, реквиему по француженкам. Самые страшные картины рисовались в мозгу одна за другой.

Но что это?

У меня отвисла челюсть. Я знаю его! Я знаю этого монстра. Я смотрела на фотографии, не в силах оторвать глаз от экрана.

Это мой булочник!

А… Нет…

Нет! Это водитель такси, который подвозил меня на прошлой неделе!

Нет…

Нет! Я знаю! Это книготорговец из магазина на углу улицы!

Нет… Я уже не знаю, кто это. Это…

Все равно я его уже где-то встречала.

Я была в этом почти уверена. Диктор, казалось, хотел сказать, что маньяк бродит везде: по тротуарам, в метро, по мостам. Наверняка было место, где я с ним уже могла встретиться. Где-то там и я ходила, пусть даже не везде.

Следовало быть более чем внимательной. Это я понимала.

«Вы не сможете защититься, если он выберет вас», — добавил диктор.

Простое невезение — и вот вам трагедия. При всей их осторожности, жертвам не удалось этого избежать. Диктор не сказал ничего успокаивающего. Я была в ужасе. Я была опустошена.

Лицо диктора приняло еще более смущенный вид, когда он был вынужден объявить самое худшее: у маньяка были сообщники. По всей Франции! Тут… тут у меня чуть не сломались все фаланги — так сильно выворачивала я ладони.

— Что с тобой? — спросил мой парень, поставив на столик тарелки с эскалопами.

— Я не хочу, чтобы меня укокошил какой-то псих! — прокричала я своему парню, который ничего не делал, чтобы спасти меня от злой судьбы.

Мои руки были холодными и потными. Ладони были вывернуты, но пока не сломаны.

— Тебе что, не хватает собственного воображения, что ты еще эту ерунду смотришь? — спросил он.

И хуже всего то, что все несущее смерть он называл «ерундой». Мой парень встал. Выключил телевизор. Он выключил целый мир, не сказав «до свидания». Меня, можно сказать, убили, а он думает только о том, как бы набить себе брюхо эскалопами.

Вот мы в уютном гнездышке, сбрызнутые мягким светом. Мой парень потрудился зажечь свечи, расставленные по гостиной.

Нас обволакивают теплые лучи.

Самообману моего друга не видно границ.

Он отказывается смотреть правде в глаза.

Он отказывается видеть, как сильно я страдаю.

— Ну, ты даешь! Ты и впрямь с луны свалился! — говорю ему. Тебе не интересно, куда катится мир? Или то, что наше общество порождает чудовищ, больных на голову? Ты не можешь пару минут посочувствовать страданиям женщин, которых неделями пытали, прежде чем растерзать? Тебя не волнует, что меня могут покалечить, убить? Тебе приятнее лопать эскалопы при свечах? Ты заметил? Эта свеча пахнет розой!

Мой парень смотрит на меня. Он еще не до конца пришел в себя от этого упрека. Тугодум. Я, казалось, слышала, что он подумал: «Не факт, что попадешься именно ты».

И, наконец, свое любимое: «Страх — плохая защита».

«Нет, да это просто зомбирование!»

Он что, повторяет себе это каждое утро во время бритья, чтобы быть в этом уверенным?

— Это может произойти, да или нет? — поставила я вопрос ребром.

— …

— Ты не можешь ничего ответить, потому что знаешь, что это возможно! — бросила я ему в лицо.

Это его зацепило.

Мой парень обиделся. Он съел свой эскалоп, не включая телевизор. Я смотрела, как он поедает мясо. Никакой жалости к страдающим. Как досадно!

Мой парень отказывался смотреть правде в глаза, я видела это по тому, как он подсаливал свою фасоль. Нет… Все-таки на этот раз он должен был признать, что это не пустые страхи. Не сама же я искала маньяка, в самом деле.

Мне хочется позвонить ему и передать трубку Оскару, чтобы он, в конце концов, понял, что есть предел самообману.

Минутное колебание…

Я решаю не звонить. Решаю не беспокоить Оскара. Он и так бледный, как мумия.

Маньяк снова нанес удар.

Как я тогда не обратила внимание на эскалопы, так и Оскар теперь не взглянул на кофе, который я поставила перед ним.

Дикторша без умолку рассказывает нам с Оскаром про нашего врага.

Оскар отрывается от экрана только после того, как дикторша ему сообщает, что теперь ее коллега познакомит зрителей с прогнозом погоды. Он медленно поворачивается лицом ко мне. Он в ужасе. Я никогда не видела, чтобы парень был так испуган. Его страх немного ослабляет мой. Я стараюсь его ободрить:

— Он нападает чаще на девушек… — осторожно бросаю я.